– Что еще?
– Линда за комнату двести баксов в месяц
берет.
– Дорого, но ничего.
– С тебя двести пятьдесят.
– Это почему?
– Полтинник мне за сохранение тайны.
– Наоборот бы надо.
– Как это? – попался Вася.
– С меня сто, а еще столько же ты
доплачиваешь, чтобы я язык за зубами держала!
– Офигела! – подпрыгнул он.
– После тебя, – невозмутимо отбила я
мяч. – Как аукнется, так и откликнется!
– Ладно, уж и пошутить нельзя, –
пошел на попятную Вася, – экая ты гоношистая!
– Сама посмеяться люблю, – кивнула
я, – в общем, договор подписан и обратного хода не имеет.
Глава 6
На улице стало совсем холодно, поглубже
натянув на голову капюшон, я понеслась к метро и по дороге купила в будочке
булочку с сосиской. Конечно, это не слишком полезная еда, но голод скрутил
желудок, а от ларька исходил замечательный аромат.
Вцепившись в хот-дог, я вскрикнула. Вот беда,
снова заболел зуб, вверху справа. Наверное, выпала пломба, или еще какая-то
неприятность приключилась. Если честно, то зуб ныл уже давно, реагировал на
холодное, горячее и на сладкое. Но поскольку боль потом проходила, я не шла к
стоматологу, очень некрасиво в этом признаваться, но я предпочитаю садиться в
кресло дантиста только в самых крайних случаях.
Мой лечащий врач Наталья Алексеевна Колесникова
и медсестра Татьяна Михайловна постоянно говорят:
– Виола, милая, поймите, легче справиться
с маленькой бедой, чем решать глобальную проблему.
Но я все равно оттягиваю визит к ним до того
момента, когда уже не пойти просто невозможно, глаза на лоб от боли вылезают!
В последний раз я приползла к Наталье
Алексеевне со слезами на глазах и с порога застонала:
– Мне заморозку по полной программе.
– Обязательно, – заверила
Колесникова.
– Виолочка, – осторожно напомнила
Татьяна Михайловна, – нам не жалко для вас ампулы, но ведь, душенька, вы
хорошо знаете, что в случае воспаления анастезия практически не действует.
– Тогда полный наркоз, – заныла я.
– У вас ничего серьезного нет, –
сообщила Наталья Алексеевна, – это не зуб, воспаление на десне, дела на
три секунды.
– Хочу полную заморозку от головы до
плеч, – заявила я.
Татьяна Михайловна ласково предложила:
– Давайте я за ручку вас подержу?
Если бы милые врач с медсестрой наорали на
меня, я бы, прикусив язык, спокойно полезла в кресло, но Наталья Алексеевна и
Татьяна Михайловна квохчут, словно наседки, над любым пациентом, из них рекой
изливаются забота и участие, поэтому я начинаю капризничать по полной
программе, великолепно понимая: в этом кабинете меня будут гладить по голове,
жалеть, ласкать…
– Только наркоз, – уперлась я.
– Таня, – сказала Наталья
Алексеевна, – ты видишь?
– Угу, – качнула головой медсестра.
– Давай пленочку.
– Сейчас.
Через секунду у меня во рту все онемело,
Наталья Алексеевна позвякала железками и спросила:
– Вам не было больно?
– Ни секунды, – восхитилась
я, – даже укола не почувствовала!
Колесникова улыбнулась.
– Эта пленочка наклеивается на слизистую,
обезболивает не сильно, но в вашем случае вполне было достаточно.
– И где такую берут? – спросила я.
Татьяна Михайловна погрозила мне пальцем:
– Ох, сдается мне, вы решили ее себе сами
клеить и к нам не ходить!
– Что вы! – воскликнула я, хотя на
самом деле именно эта мысль поселилась в голове.
Наталья Алексеевна протянула мне конвертик.
– Вот, держите. Если сильно заболит
десна, отрежете кусочек и приклеите сами, это очень просто, но потом сразу к
нам.
– Конечно, – заверила я и схватила
подарок.
С тех пор упаковка лежит на столе, под
карандашницей, сейчас возьму ее, и мне сразу станет легче.
Родное гнездо выглядело совсем уныло. В
прихожей и по коридору мотались клоки пыли, на тумбочке у зеркала высилась
банка из-под растворимого кофе, почти вся забитая окурками, но больше всего
меня удивила непонятная обувь, кучей громоздившаяся на полу. Какие-то сапоги на
платформе, ботинки. Поизумлявшись пару секунд, я подняла голову, увидела
открытую настежь антресоль и все сразу поняла. В связи с надвигающимися
морозами Олег решил найти свои меховые сапоги, залез туда, где мы храним обувь,
и вывалил то, чем никто давным-давно не пользуется. Надо же, я совсем забыла
про эти сапожки. Кстати, чьи они? Мои или Тамарочкины? И с какой стати я
запихнула их подальше? Они вполне прилично выглядят, так сказать, вне моды,
толстая подметка и «начинка» из цигейки. Может, у них не работает «молния»?
Надо как-нибудь собраться с силами, вытащить с антресолей все узлы, чемоданы и
порыться в них как следует, вон какие хорошие вещи можно там отыскать!
Дверь кухни приоткрылась, и оттуда выбралась
зевающая собака Дюшка, увидав меня, она бросилась вперед. Я обняла собаку и
стала гладить спутанную шерсть. Дюшка похудела, впрочем, ей это только на
пользу, но, похоже, собачку не расчесывают и не моют ей после гуляния лапки.
Внезапно острая игла вонзилась в сердце. Ну
какого черта я решила «держать фасон» и обозлилась на мужа? Что хорошего
получилось в результате? Почему я обиделась на Олега? В семье может случиться
скандал, но это не значит, что следует закусывать удила. Да уж, наваляла я
дров, наделала глупостей. Вообще-то, я надеялась, что Олег первым сделает шаг к
примирению, испугается, начнет звонить, но Куприн, похоже, продолжает злиться
на меня. Впрочем, небось он тоже тоскует, только не признается. И как ужасно
выглядит квартира, да и Дюшка смотрится не лучше. Представляю, в какой шок
придет Томочка, вернувшись с Кипра.
