– Пустые, – с обидой констатировала
она, – все выжрали. Откуда про Башметову знаю? Так стенки тонкие, сколько
раз он Аське говорил: «Розка, сучка, ревнивая до одури, скандалы устраивает,
денег хочет и злится». Ну я и подумала… Ох, голова у меня разболелась…
– Где ваши внучки? – резко спросила
я.
Вера Ивановна зевнула, было видно, что старухе
не хочется продолжать разговор.
– Испугались они, Ленка в Питер подалась,
у нее там подруга живет, сказала мне: «Устала очень, поеду отдохну». Во,
думает, я дура и ничего не знаю. А Катька тут.
– Позовите ее!
– Тут, в смысле, в Москве, дома ее нету,
ты вечером наведайся, около одиннадцати. Только меня не выдавай, скажи, тебе…
э… в общем, с Аськой ты договаривалась, к ней пришла, клиентка, ясно? Потряси
Катьку, она небось убийцу знает! У них, наверное, список всех баб в наличии.
– И почему вы мне все это
рассказали? – не сдержала я удивления.
Вера Ивановна встала.
– Внучек жалко, боюсь за них. Коли Аське
баба отомстила, она и Катьке с Ленкой дерьма навалять может. Девки, кстати,
сами это поняли и испугались. У нас дома после того дня, как тело Аськи увезли,
тишь да гладь стоит, никаких визитеров. Ленка в Питере, Катька смирная ходит.
Значит, боятся. А ты убийцу ищешь, найдешь, и нам хорошо, просекла?
Я кивнула.
– Значит, сейчас уходи, – повторила
Вера Ивановна, – и возвращайся в одиннадцать.
Дверь в квартиру Линды опять открыла
здоровенная бабища, я поднапряглась и вспомнила ее имя.
– Спасибо, Зина.
Домработница кашлянула и гулким басом
спросила:
– Ты Ольга?
– Да, – ответила я, стаскивая
сапоги.
– Ох и злилась Линда утром, –
заквохтала Зина, – хотела тебя в бригаду поставить – глянула, а ты
смылась. То-то она орала! Ваське по лбу зафигачила, а мне вон как досталось,
гляди-ка.
Перед моим носом появилась расцарапанная рука.
– Линда вас бьет? – изумилась я.
Зина угрюмо закивала:
– Еще как колошматит, чем ни попадя!
Ваське сегодня разделочной доской досталось, а мне щеткой для волос, с
железными пупырями, больно, однако.
Я молча сняла куртку, можно лишь удивляться,
каким образом маленькая, хрупкая женщина оказалась способна справиться с двумя
стокилограммовыми тушами.
– Влетит тебе, – бубнила Зина, идя
за мной по коридору, – Линда на расправу горячая, оплеух надает.
– Ничего, отобьюсь, – улыбнулась я.
– Ты ща опять уйдешь или дома
посидишь? – переменила тему домработница.
– Пока здесь останусь.
– Слышь, Ольга, – попросила
Зина, – устала я, сил нет, вся изработалась, пойду прилягу у Васьки на
диване. А ты, сделай милость, услышишь, что Линда идет, толкни меня. Хорошо?
– Пожалуйста, мне не трудно.
Зина кивнула:
– Ну и отлично, надо будет, и я тебя
прикрою. И где ж пылесос, а? Всегда тут стоял, а ща нету!
– Зачем он тебе? – удивилась
я. – Кажется, покемарить собиралась?
Зина хихикнула:
– Поставлю в комнате, Линда по коридору
пойдет, а я за шланг схвачусь, навроде убираюсь, поняла?
Я засмеялась:
– Ловко.
– Так она меня прямо заездила, –
пожаловалась Зина, зевая, – и все ругается, ругается. Ну, покедова!
Шаркая тапками, она побрела по коридору, а я
развернулась и вошла в кухню. Да уж, не похоже, чтобы Зинаида убивалась по
хозяйству. В раковине полно грязной посуды, стол покрывает липкая клеенка, со
стульев свисают какие-то грязные тряпки.
Обозрев пейзаж, я поколебалась пару секунд,
потом очень осторожно, двумя пальцами взяла почти черные куски ткани и понесла
в ванную, скорей всего, бачок для нестираного белья стоит там.
Корзинка, доверху забитая скомканными
шмотками, обнаружилась в огромном туалете. Оставалось лишь удивляться фантазии
архитекторов, спланировавших в большой квартире крохотную кухню и необъятный
санузел.
Кроме вещей, ждущих свидания со стиральной
машиной, в туалете оказался еще и Бакс, сидевший на унитазе, мордой к бачку,
хвост его торчал вверх, а по полу медленно расползалась лужа.
– Ты идиот! – обозлилась я. –
Сядь нормально! Мордой к двери, ну неужели не понятно, что крышки давно нет?
– Мяу, – отозвался Бакс и спрыгнул.
Чувствуя, как в десне снова пульсирует боль, я
подтерла безобразие туалетной бумагой, потом по-шла в ванную, тщательно вымыла
руки и, не рискнув воспользоваться полотенцем цвета мокрого асфальта, вернулась
на кухню.
– Мяу, – вяло оживился Бакс и
разлегся на столе.
– Уверен, что тебе это можно?
– Мяу.
– Конечно, в чужой монастырь со своим
уставом не суются, но хотя бы убери хвост из сахарницы.
– Мяу.
Я попыталась спихнуть кота, но Бакс зашипел и
поднял когтистую лапу, похоже, до сего момента никто не мешал ему мирно храпеть
на клеенке.
– Фиг с тобой, – сказала я, потом
достала из сумочки небольшой кусочек волшебной пленки, содрала упаковку,
попыталась осторожно пристроить лекарство на десне и уронила полоску на лапу
Бакса.
Кот, мирно посапывавший среди грязной посуды,
вздрогнул, открыл пасть.
– Стой! – закричала я.
Но поздно, спасительный анестетик прилип к
длинному языку гадкого Бакса. Я чуть не зарыдала. Приключилась настоящая
катастрофа, мерзкий Бакс слопал весь запас пленки, который имелся в наличии.
– Немедленно отдай, – рявкнула
я, – выплюнь!
Впрочем, последний глагол был произнесен
абсолютно зря, я вовсе не собиралась засовывать себе в рот изжеванную Баксом
полоску.
– Какой же ты гад! – с чувством
воскликнула я, глядя на вновь апатично заснувшего кота. – Дрыхнешь тут, ни
стыда, ни совести. А мне что делать?
