Я с предельной осторожностью стала намыливать
кота и удивляться. Взяла чуть-чуть жидкого средства, а пены получилось море.
Не успела я как следует потереть вялые лапы,
как в прихожей раздался звонок.
– Извини, Бакс, – сказала я, –
сейчас вернусь, посиди тихонько, уж прости, задерну занавесочку, чтобы ты не
выскочил!
Глава 15
– Здравствуйте, – тихо сказала
темноволосая стройная девочка, – я не хотела вас побеспокоить, моя мама
здесь?
Я окинула взором незнакомку: волосы спускаются
ниже ушей, такая прическа называется каре, скромная курточка, черные брючки,
кроссовки, в руках пакет и футляр со скрипкой.
– Нет, здесь никого, кроме меня.
Девушка удивленно подняла брови:
– И Линда отсутствует?
– Она на работе.
Скрипачка кашлянула:
– Вы, наверное, одна из служащих Линды?
Деликатность пришедшей изумляла. Служащая! У
Линды пашут строители, видно, девушка очень хорошо воспитана. Хотя кто в наше
время станет учиться игре на скрипке? Только ребенок из интеллигентной семьи:
папа профессор, мама врач, бабушка учительница, дедушка полковник.
– Понимаете, – приятным, слегка
низким для женщины голосом объясняла девочка, – я рядом живу, вот наша
дверь, я ключи дома оставил, вот и подумал, что мама у Линды. Нельзя ли у вас
посидеть некоторое время?
– Конечно, – ответила я, –
входите.
Однако странная у девицы манера говорить о
себе в мужском роде.
Нежданная гостья вошла в прихожую, аккуратно
вытерла обувь, я посмотрела на ее ботинки, большие, слишком большие.
– Разрешите представиться, –
церемонно сказала девушка, вешая куртку, – Ролик, вернее Роланд, но для
своих просто Ролик.
– Вилка, – растерянно ответила
я, – значит, вы юноша?
– Роланд, – кивнул парень, –
немного смешно звучит, не так ли? Мой педагог, Эмма Францевна, советует мне
взять псевдоним для сценической карьеры. Но я считаю это лишним. Простите, но я
не понял, как зовут вас?
– Вилка, – повторила было я и тут же
осеклась.
Да уж, именно таким образом, наверное,
проваливаются шпионы.
– Вилки перед вашим приходом мыла, –
стала выворачиваться я, – уж простите, на кухне такой кавардак, неудобно
вас туда вести. Меня Оля Тарасова зовут, просто Оля.
– Будем знакомы, – улыбнулся
Ролик. – Если позволите, я тихонечко пристроюсь в уголке. Вы музыку
любите?
– Да, конечно, – кивнула я, –
мне нравится слушать радио.
– А к классике как относитесь?
– Честно говоря, не знаю ее.
– Понятно, – кивнул Ролик.
Неожиданно я обозлилась. Видали сноба? У меня,
к сожалению, не было родителей, озабоченных воспитанием дочери, никто Вилку в
консерваторию не водил, кто дал право пареньку смотреть на меня с брезгливой
снисходительностью?
– Вы общаетесь лишь с теми, кто отличает
Баха от Бетховена? – поинтересовалась я.
Ролик поднял очень красивые темно-карие глаза,
опушенные густыми, сильно загнутыми ресницами.
– Что вы, конечно, нет! Мой показавшийся
вам бестактным вопрос был вызван лишь простым соображением: я нахожусь не в
своей квартире, кухня – единственное место, где я могу подождать маму, заходить
в чужие комнаты неприлично. Сегодня вечером я играю концерт, пока не сольный,
просто исполняю одну вещь, очень хотел еще раз повторить ее, но если вас раздражает
скрипка…
– Конечно, нет, – воскликнула
я, – репетируйте сколько заблагорассудится! Ой!
– Что-то случилось? – насторожился
Ролик.
– В ванной… идите на кухню,
располагайтесь там спокойно, сами чай наливайте, я не могу поухаживать пока за
вами! – воскликнула я, вспомнив про Бакса.
– Я ни в коем случае не требую к себе
внимания, – поднял вверх руки парень, – извините, что помешал, но
положение безвыходное. Мама, наверное, в магазин пошла, она скоро вернется…
Не дослушав его, я побежала в ванную, где в
полной тишине сидел Бакс.
Отдернув занавеску, я обнаружила кота все в
той же позе, только пена на шерсти съежилась и почти исчезла.
– Милый, – заворковала я и стала
очень осторожно поливать Бакса из душа.
Сначала направила струю на лапки, затем на
хвост и на спинку. Голову кота, не пострадавшую от масла, я не намыливала,
хватит с Бакса на сегодня стрессов и без мытья башки.
Теплая вода журчала, кот не выказывал никакого
сопротивления. Животное, похоже, было грязным до предела, потому что с него
стекала темная, почти черная жидкость. Я старательно терла Бакса рукой,
промывала его нежную, шелковистую кожу. Кожу! Шланг выпал у меня из рук. Я
уставилась на Бакса и почти лишилась чувств.
На белой эмали восседал кот самого странного
вида. Лапы и шея нормальной, так сказать, лохматости, а тело почти лишено
шерсти. На спине Бакса виднелись только редкие пучки шубки, а из филейной части
торчал длинный, розово-серый, похожий на толстую макаронину хвост.
Я села на коврик.
– Матерь божья! Почему ты покрылся
проплешинами?
– Мяу, – тихонько ответил Бакс и
затрясся.
Я схватила чей-то не слишком чистый халат,
розовый с фиолетовыми розочками, замотала в него кота, прижала к себе и
горестно воскликнула:
– Ну и таблетка! Хорошее болеутоляющее.
Бакс засунул голову в махровую ткань и затих,
а я, обретя способность мыслить, оглядела дно ванны, покрытое смытой кошачьей
шерстью, потом взяла бутылочку с шампунем и внимательно прочитала этикетку.
Посередине крупными буквами было написано «Seife». Все правильно, это мыло.
Пальцы крутили бутылочку, на дне обнаружилась еще одна бумажка с текстом,
который я легко перевела на русский язык: «Идеальное средство для детей. Моет
чисто, без слез, не аллергенно. Не употребляйте внутрь!» Жидкость была создана
для детей и никакого вреда Баксу нанести не могла!
Прижав к себе халат с притаившимся внутри
котом, я, почти потеряв над собой контроль, побрела по коридору. Что скажет
Линда, увидев вместо своего любимца чудовище?
