И, вернувшись домой, Катерина застала на столе
все тот же хаос, на блюдечке таяло масло, рядом заветривался сыр, чуть поодаль
громоздились грязные чашки, но баночки из-под джин-тоника испарились.
– Кто-то взял их, – жарко шептала
Катя, – и сунул под батарею.
– Полагаешь? – тоже очень тихо
спросила я.
– Стопудово, – отозвалась
она, – сначала скинули бабку, а потом решили представить дело как
самоубийство.
– Ты сообщила о своих догадках в милицию?
– Нет.
– Почему?
Катя зябко поежилась:
– Оно им надо? Дело побыстрей закрыть
хотят! Кому охота со старухой возиться. Были бы мы богатые да знаменитые,
тогда, ясное дело, бегали бы ментяры, как ищейки. А так меня и слушать не
станут. С простым человеком церемониться не будут.
Я рассердилась: будучи женой милиционера,
очень хорошо знаю, что в стаде есть паршивые овцы. Но мне также известно и
другое: в Москве много честных специалистов, настоящих профессионалов, пришедших
в органы не из-за неких благ и возможностей, а из желания помогать людям. Ну
нельзя же всех мазать черной краской. Вот мой Олег никогда не станет закрывать
дело, если в нем остаются неясности, и мужу все равно, к какому социальному
слою относится потерпевший, не обратит Куприн внимания и на толщину кошелька
пострадавшего, для него главное – восстановить справедливость. И потом, ну
почему только о милиционерах трубят газеты? Все остальные у нас безгрешны, аки
ангелы?
Да я сама частенько таскаю в школу к Кристине
подарочки учителям, это разве не взятка? Духи, конферы, дорогие книги, билеты в
театр… Или у нас мздой считается лишь конверт с деньгами? Ну тогда мздоимцы и
сотрудники «Скорой помощи». Пару месяцев назад у Ленинида случилась почечная
колика, и к нам по вызову явились две хмурые бабы, с порога сообщившие:
– Обезболивающего нет.
Я быстро раскрыла кошелек, мрачные бабы
превратились в ласковых тетушек, и у них моментально обнаружилось все
необходимое. Каким словом назвать этих врачей? Если милиционер подлец-оборотень,
то как обозначить доктора-мерзавца? Вот мой Олег…
Внезапно сердце дрогнуло, Олег больше не мой!
Чужой! В носу защипало, я разозлилась и гневно заявила:
– Сдается мне, ты не только от
безнадежности не побежала в отделение, просто испугалась, что
правоохранительные органы начнут слишком глубоко копать и узнают истину!
Катя прижала руки ко рту, в ее глазах
заплескался ужас, мне следовало замолчать, пожалеть пережившую сильный стресс
девушку, но я, с одной стороны, почувствовала, что она знает правду о смерти
Аси и Веры Ивановны, а с другой – крайне обозлилась на заявление о коррупции в
милиции, на себя, некстати вспомнившую об Олеге, поэтому безжалостно завершила
начатую отповедь:
– …разнюхают про брачные услуги и
незаконные делишки, выяснят, сколько семей распалось при помощи Ильяса и кто из
бывших супругов схватился за оружие.
– Вы кто? – прошептала Катя,
сливаясь по цвету с подоконником. – Откуда все знаете?
– На лестнице толковать будем? –
прищурилась я. – Можно и здесь, заодно и соседям радость, двери-то у вас,
похоже, из фанеры, все слышно, что снаружи делается.
– Пойдемте в квартиру, – пролепетала
Катя.
– Правильное решение, – одобрила я.
– Вы кто? – повторила Катя, когда мы
оказались на кухне. – Кто? Зачем пришли? Откуда знаете про Ильяса? Все
неправда, мы ничем плохим не занимались, это вранье…
Я подняла правую руку.
– Стой, слишком много вопросов сразу,
давай задавать их постепенно. Но сначала скажи, ты хочешь жить?
– Не поняла, – вздрогнула
Катя, – в каком смысле?
– В самом прямом, на белом свете. Или
торопишься в могилу?
– Нет, – посерела Катя, – о
господи…
– Если собралась благополучно дотянуть до
старости, то тебе следует быть откровенной со мной. Вера Ивановна и Ася уже
погибли, кто следующий на очереди?
Катя молчала.
– Ты и Лена, – договорила я, –
кстати, последняя, очевидно, очень хорошо скумекала, что к чему, раз столь
поспешно в Питер уехала и телефон отключила. Но ты-то здесь, и убийца об этом
знает.
Катя сидела не шелохнувшись.
– Я тоже буду с тобой откровенной, –
продолжала я, – получается, мы в одной упряжке, не знаем друг друга, да
сейчас попали вместе в капкан. Ладно, я Виола Тараканова, она же писательница
Арина Виолова, под этим псевдонимом пишу детективы.
В глазах Кати внезапно блеснул огонек.
– То-то вы мне показались знакомой, но я
подумала, может, бывшая клиентка, вообще-то, я на фирме работаю, где камины
делают. Постойте-ка!
С этими словами Катерина подошла к
подоконнику, порылась в груде хлама и вытащила донельзя затрепанное бумажное
издание.
– Во, – потрясла она книжкой, –
«Гнездо бегемота». Это же ваша? И фотография похожа, только на ней у вас волосы
короче. Точно, вы! А почему роман так по-идиотски называется? Никаких бегемотов
в нем нет!
– Сама не знаю, – отмахнулась
я, – не ко мне вопрос, это редактор придумала. О литературе побеседуем
потом, сядь на место и слушай внимательно.
Катя плюхнулась на колченогую табуретку и
вытаращила глаза.
Когда фонтан изливающихся из меня сведений
иссяк, она задумчиво протянула:
– Да уж! Только, поверь, сводничество тут
ни при чем. Знаешь, как все начиналось?
– Давай рассказывай, – велела я.
Катя ткнула пальцем в пол:
– Там, под нами, Рената живет, немолодая
уже, но и не старая, сорок пять ей стукнуло. Дом – полная чаша, все есть,
одного не хватает – мужика.
Я внимательно слушала Катю, пока история не
поражает оригинальностью. Сколько имеется в Москве вполне благополучных теток,
удачливых начальниц средней руки, потративших первую часть жизни на образование
и карьеру? Семейное счастье они откладывают на потом, вполне справедливо полагая,
что дети и муж помешают продвигаться по ступенькам служебной лестницы.
К сорока годам карьера, как правило, удается,
и тогда на свирепо рвавшуюся к власти начальницу нападает тоска. Впереди
явственно маячит призрак одинокой старости, неожиданно женщина начинает слышать
шепоток соседок, сидящих на лавочке у подъезда.
