Складывалось впечатление, что все его мысли были написаны на доске за его спиной. Джек почувствовал, как глубоко в сердце что-то оборвалось.
– Она хотела, чтобы вы бросили криминалистику, приехали сюда и создали нормальную семью, – продолжал Флетчер.
– За год до ее гибели мы были здесь в День памяти. Ее соседка по комнате из колледжа жила в соседнем городке, Свомп-скотте.
– Конечно. Это единственное рациональное объяснение, почему умный человек по собственной воле обрекает себя на жизнь в городке на берегу моря. Вы здесь, чтобы облегчить чувство вины. Так… Почему вы тогда не переехали?
– Я был очень занят на работе.
– А может, вам понравился привкус, который остался после Слэвина?
– Возникло дело Гамильтона. Оно не продвигалось, и я решил взяться за него.
– Почему?
– В основном из самомнения. Ребята, которые занимались делом Гамильтона, ничего не могли сделать, потому я за него взялся.
– Только вы недооценили способности Майлза Гамильтона.
Джек не моргнул, не отвел взгляд.
– Да.
– Как вы его выследили?
– Двадцатилетняя дочь сенатора была найдена растерзанной в доме отца в Вашингтоне. Части тела лежали в разных комнатах – явная связь с другими подобными случаями. Под кроватью я нашел пробку от бутылки вина. Это было странно, потому что сенатор не держал в доме выпивку. А у девушки была аллергия на алкоголь. Я узнал, что вино было редким. Оно поставлялось с одного винного завода в Европе. В доме Гамильтона в Северной Каролине каждый год покупали несколько бутылок этого вина. Я отправился к нему домой. Хотел с ним поговорить и задал ему несколько вопросов об этой девушке. Как и ожидалось, он ее знал – они вращались в одних кругах. Он вел себя очень обходительно, с исключительной вежливостью. Мне повезло, потому что он повел меня в винный погреб, чтобы поговорить наедине. Я увидел вино. Когда я обернулся, что-то в выражении моего лица изменилось. Не знаю что, но он понял, что мне все известно.
– Вы арестовали его в ту же ночь?
– Нет, я поблагодарил его и отбыл.
– Вы получили ордер?
– Нет.
– Конечно, нет. Не стоит привлекать чиновников к своим делам.
– Я хотел собрать больше доказательств. У Гамильтона было обширное поместье. Он был очень богатым и влиятельным человеком. К тому же к его услугам была солидная юридическая фирма. Если бы я арестовал его в ту ночь, он бы вышел на поруки. Если бы дело дошло до суда, то с теми уликами, что у нас были, он бы выиграл процесс.
– Не надо ничего объяснять, – сказал Флетчер, – я знаю эту кухню.
– Мне следовало получить ордер. Жаль, что я его не получил, – посетовал Джек, чувствуя тугой комок в горле.
– Если бы вы получили ордер, вместо того чтобы думать, как заманить его в ловушку и совершить акт правосудия…
– Аманда была бы жива.
Какое-то время слышался лишь шум ветра с запахом моря.
– Поэтому вы переехали сюда и превратили себя в ходячее чистилище, исполняя небольшие акты милосердия в бесконечном поиске средств заглушить чувство вины, которое терзает душу Это уже настоящий янсенизм. Очень скучно. Я думал, у вас больше воображения.
Но Джек его едва слышал.
Аманда, привязанная к стулу, потерянное, паническое выражение ее глаз. «Помоги мне, Джек… Пожалуйста, помоги!» Потом скальпель скользит по ее горлу, и она умирает, заливаясь кровью)
Их ребенок умер. Его мир рухнул. Навсегда. Если бы только…
Джек заморгал, отгоняя воспоминания.
– Память, детектив Кейси, – это проявление божьей жестокости, – сказал Флетчер. – Нет настоящих тайников, куда можно было бы аккуратно уложить все мерзкие мысли, сожаления и чувства. Нет места, чтобы все это спрятать. Все свалено в кучу, а память исполняет роль тюремного надзирателя. – Флетчер отхлебнул еще вина. – Жизнь без масок и нудных ярлыков… Вам надо попробовать. Может, тогда вы сможете вернуться к нормальной жизни.
– Вы не рассказали о связи Песочного человека с Сан-Диего.
– Когда «Грейвз» сгорел, пациентов распределили по другим психбольницам, которые сотрудничали с ФБР. Пациенты вроде нашего друга Габриеля стали частью программы изменения поведения.
– Я о такой никогда не слышал.
– Это и не предполагалось. Только определенный круг лиц знает о ней. Эта программа является исследованием реабилитации – по замыслу нашего бывшего начальника. Теория Алана состоит в том, что если вы забираете ребенка из враждебной среды и помещаете в благополучную семью, сопровождая это предоставлением психологической помощи и возможностью получения образования, то создаете прекрасного члена общества. Разве это не великолепно?
В этот момент Джек почувствовал, что все события недели сложились в стройную картину.
– Песочный человек знает о связи ФБР с программой, ведь так? Он знал, что здание в Сан-Диего принадлежало федералам. Он взорвал его, чтобы привлечь их внимание, внимание всей страны, а теперь он ждет, что они нагрянут сюда. Он передает информацию СМИ, потому что хочет разоблачить программу. Хочет рассказать всем, что происходило в «Грейвз».
– Но сначала он хочет убить семьи. Он хочет, чтобы они заплатили, а потом разоблачит программу. Габби давно мечтал об этом. Его подогревает страх, что его забудут, что общественность закроет глаза на то, что случилось с ним и с другими в «Грейвз». Он хочет попасть в учебники истории.
– ФБР уже в пути, – сообщил Джек и пересказал разговор с Марком Грейсмитом.
– Значит, Алан едет сюда, – сказал Флетчер. – Ба, это будет забавно!
– Стоит ли рисковать, выходя из тени?
– Не каждый день можно собственными глазами увидеть, как рушится великая империя.
– Но дело не только в этом.
– Я здесь, чтобы убедиться, что Габби успеет рассказать свою историю.
– Мы должны предупредить семьи. Вы помните какие-нибудь имена, что-то еще?
– Доктор Рос – единственный человек, с которым я пересекался. «Грейвз» был большим комплексом.
Запищал пейджер Джека. Он отцепил его от пояса, поглядел на экран и нахмурился. Номер он не узнал. Он похлопал себя по карманам в поисках телефона и вспомнил, что оставил его в машине.
– В гостиной есть телефон, – сказал Флетчер.
Джек сделал шаг по направлению к двери, но потом остановился.
– Это вы сожгли «Грейвз», не Ларуш. Вы не смогли их тогда разоблачить, поэтому сожгли комплекс.
Флетчер допил вино. Его немигающие глаза мечтательно глядели на океан.
– Полагаю, все-таки Плутарх сказал: «Смерть щиплет меня за ухо и говорит: «Живи, ибо я иду», – процитировал Флетчер. – Если вы чтите память жены, то должны ей хотя бы это.
