— Это ничего не означает. Я знаю очень много таких людей, проживших здесь всю жизнь. Вот хотя бы вы. У вас его тоже нет, а ведь вы выросли в Белхэме. Верно?
Дарби кивнула.
— Где вы об этом услышали?
— Я это не услышал. Я об этом прочитал онлайн.
— А как насчет родственников Марка Риццо? У него есть братья или сестры?
— Нет. Он был единственным ребенком. Его родители умерли, когда ему было семнадцать лет. Автомобильная авария. Я не помню подробностей.
— Кто его воспитывал после этого?
— Понятия не имею. Я не могу даже утверждать, что задавал ему этот вопрос. Я также не знаю, есть ли у него дядюшки-тетушки. Вас и жена интересует? О Джудит я знаю лишь то, что она убежденная католичка. Она ни на минуту не расставалась с четками. Только это и запомнилось. — Смит пожал плечами и развел руками, показав Дарби пустые ладони. — Я не знаю, что еще вам сказать. Он был чист как младенец. Во всяком случае, производил такое впечатление.
— Федералы вмешивались в это дело?
Смит сделал изрядный глоток виски и кивнул.
— Они всегда интересуются пропавшими детьми.
— Не всегда. Только если считают, что похищенного перевезли через границу штата.
— Новость о том, что Чарли Риццо похитили, разнеслась очень быстро. Мы ведь нашли его велосипед. Тут-то и начались эти звонки. Ну, вы знаете, о чем я говорю. Типа «Чарли у меня, и если вы хотите его еще увидеть, то в такой-то и такой-то день положите непомеченные купюры в коричневый бумажный пакет». Или «Чарли у меня, и ему очень больно». И прочее дерьмо. Один звонок поступил откуда-то со среднего Запада. Висконсин, кажется. И тут за дело взялись федералы. Они помогли нам расследовать все версии. У них были и люди, и возможности. Почти все звонки были сделаны из телефонов-автоматов. И все это был полный бред. Ни один из звонивших ничего не знал ни о мальчике, ни о том, как и где его похитили. Но нам все равно пришлось их все рассмотреть. А когда Риццо обратились к прессе… они просили похитителя вернуть их сына… звонки пошли лавиной. Но, как я уже сказал, все это была ерунда. Можно задать вам вопрос личного свойства?
— Валяйте.
— Вы замужем?
— Нет.
— А дети есть?
— Я лишена материнского инстинкта. Одного этого было бы достаточно, но тот факт, что мне уже сорок, окончательно снимает вопрос с повестки дня.
— Вы поддерживаете с кем-нибудь серьезные отношения?
Дарби открыла рот и снова его закрыла. Она не знала, как ответить. «Да, я влюблена в парня, с которым знакома уже пятнадцать лет. Между нами всегда существовало притяжение, но я так этим и не воспользовалась, потому что не хотела потерять нашу дружбу. И стоило мне осознать, что я больше не могу игнорировать это притяжение, как его перевели в Лондон. Я даже в гостях у него до сих пор не побывала, потому что слишком боялась, что это ни к чему не приведет. Но еще больше я боюсь того, что это положит конец нашей дружбе, а этого я не вынесу, как бы сильно его ни любила».
— В моей жизни есть один человек, — наконец сказала она. — И это очень серьезно.
— Вот и отлично. Проводите с ним как можно больше времени. Выходите замуж и рожайте детей. Если это не получится, возьмите пример с Анджелины Джоли и усыновите толпу цветных детишек. Это действительно важно. Все остальное — просто дерьмо. Когда вы окажетесь в моем возрасте, все упущенные из-за работы возможности начнут преследовать вас, не оставляя в покое ни днем ни ночью, потому что работа уже не будет иметь ни малейшего значения.
— То, что я делаю, для меня очень важно.
— Что ж, это ваш выбор. А теперь прошу прощения, но я хотел бы провести немного времени с женой. В моем возрасте на это осталось не так много времени.
Хрустя коленями, Смит встал со стула. Дарби смотрела на его морщинистое лицо, и вдруг его голова взорвалась.
Глава 39
Ничего более страшного он в своей жизни не испытывал.
Они толкнули его на этот стул, и Марк Риццо ощутил, как металлические шипы разрывают его мышцы и дробят кости. Он закричал, а они пристегнули к стулу его запястья и лодыжки, чтобы он не мог встать, и он продолжал кричать, пока не сорвал горло. Несмотря на невыносимую боль, волны которой одна за другой подобно пулям выстреливали вверх по его позвоночнику, кроша мягкие ткани мозга, он впился ногтями в деревянные подлокотники и сидел совершенно неподвижно. Стоило ему шевельнуться, и шипы довершили бы свою разрушительную работу, окончательно искромсав его тело.
Он сидел там много часов… или дней. Он не знал, сколько прошло времени. Он отчетливо помнил, что в комнату вошли двое высоких мужчин с лицами призраков и мертвенно бледной кожей. В мерцающем свете свечей он увидел, что на них нет ни одежды, ни обуви. У них также не было гениталий. Они разошлись в разные стороны и остановились у стен. Марк потерял их из виду, и тут перед ним из темноты возник архонт.
— Как тебя зовут? — прошептал он.
Но Марк услышал и другой голос. Он звучал у него в голове. «Не говори им свое имя! — кричал голос. — Если ты его назовешь, они тебя убьют. Не называй его!» Он, невзирая на боль, заколебался, задумался над тем, что услышал, а двое призраков с покрытыми шрамами телами и лицами подняли хлысты.
Первый хлыст разрезал его кожу, и он заметался на стуле, снова обрел голос и закричал так, что, казалось, от этого крика толстые каменные стены обратятся в пыль. Они продолжали хлестать его, вырывая ремнями полосы плоти из его тела. А потом один из них провел чем-то твердым и острым по костям его голеней, и его вырвало и продолжало рвать, пока желудок не вывернуло наизнанку, после чего он впал в благословенное забытье.
Он то приходил в себя, то снова отключался. Иногда он открывал глаза и не видел вокруг ничего, кроме этой жуткой темноты. Что, если хлысты его ослепили? Но вот он снова открыл глаза и сквозь пронизанный болью туман разглядел блики свечей на сером камне потолка. Они сняли его со стула и положили на спину на что-то холодное, твердое и мокрое. Боль вернулась, с ревом обрушившись на его тело. Его конечности задрожали, и он почувствовал, как ремни впились в его запястья, лодыжки и горло. Его голова свесилась налево, и он увидел темный кожаный ремень, пригвоздивший кисть его сломанной руки к краю длинного металлического стола. Кровь… его кровь… заливала его тело и стекала на нержавеющую поверхность. Он услышал капающий звук. Это вытекала его кровь. «Я умру», — подумал Марк и заплакал.
— Как тебя зовут? — эхом разнесся среди холодных и пыльных камней камеры голос архонта.
Марк Риццо закрыл плачущие глаза. Скажет он им свое имя или нет, они все равно его убьют, потому что они…
Электрический разряд ударил ему в голову, пронзил руки и ноги. Марк увидел ослепительно яркую белую вспышку. Больше он ничего не видел, а его тело билось в конвульсиях, удерживаемое на столе кожаными ремнями.
