— Следуй этой улицей, до Т-образного перекрестка, поворачивай налево, проходи через площадь, там направо до реки, через мост Ангельской защиты. А оттуда собор уже даже слепой увидит. Найди меня потом.
— Вернусь не раньше, чем сто тысяч раз прочитаю confiteor
[20]
за все твои прегрешения.
Иногда вспышки религиозного рвения этого богохульника, каковым Проповедник бывает в большинство дней своей не-жизни, меня серьезно изумляют.
Он подоткнул рясу и галопом унесся в указанном направлении, и Пугало смотрело на меня с укоризной. Оно считало, что я должен был указать неправильную дорогу. Тогда это было бы хотя бы смешно.
В Ливетте я в последний раз был больше десяти лет назад, но неплохо помнил улицы, поэтому не плутал, легко находя дорогу. Город был большим, настолько большим, что у него давно не существовало единой стены, и лишь несколько его частей, в основном самых старых, относящихся ко времени расцвета империи, сохранили стены и башни, которые, правда, теперь ни от кого не защищали. Войны в Литавии случались, но святой город они обходили стороной.
Императорская стена, Лунный форт, замок Вещающего Ангела, укрепления Риапано, цитадель Августа находились в городской черте и все еще слыли серьезными укреплениями, способными уберечь тех, кто укрывается за ними, но никак не город. Ливетта за свою тысячелетнюю историю слишком разрослась, расползлась в разные стороны и перестала надеяться на стойкость камня. Пришло время иных надежд — на порох, веру и силу клириков, очень не любивших, когда кто-то являлся в их город с оружием.
Контору «Фабьен Клеменз и сыновья», находящуюся в доме, стоявшем в самом начале квартала Праведниц, я не посещал очень давно, но меня там прекрасно помнили. Двое охранников в парадных ливреях, с лицами, на которых не было живого места от шрамов, предупредительно мне поклонились.
— Господин ван Нормайенн, доброго вам денечка. Нам сообщили, что вы можете заехать. Позвольте, я провожу вас, — встал со стула один из них.
Пугало, впервые оказавшееся в одном из представительств этой уважаемой компании, с интересом вертело одутловатой головой, а затем уперлось куда-то в подсобку. Проповедник ему как-то все уши прожужжал, что в подвалах таких контор золота видимо-невидимо. Видать, одушевленный решил проверить верность его слов.
В соседней комнате за прилавком сидел маленький, сутулый и ничем не примечательный господин с тусклым взглядом. Рядом крутился мальчишка-помощник. Увидев меня, клерк сказал ему что-то, тот серьезно кивнул и вышел.
— Господин ван Нормайенн, мой коллега известит тех, кто уже давно вас ожидает. Это займет некоторое время. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Желаете нарарского бренди, а быть может, чего-то иного?
— Слишком рано для бренди. Я бы не отказался от чего-нибудь прохладного.
— Нарарская сангрия удовлетворит ваш вкус?
— Вполне.
Клерк посмотрел на охранника, и широкоплечий великан ушел исполнять мой заказ.
— Хочу вам сообщить, что посылка, которую вы отправляли несколько недель назад, дошла до адресата.
Значит, Мириам получила кинжал. Замечательно. Жаль только, что старина Рансэ об этом не узнает.
— И вас тоже ждет посылка. Сейчас я ее принесу.
Клерк ушел и вернулся с маленьким свертком, перетянутым бечевкой:
— Пожалуйста.
— Благодарю, — сказал я, убирая полученное в саквояж. — Могу ли я снять средства с моего счета?
— Разумеется. Сколько вам нужно?
Я прикинул:
— Пяти литавских флоринов будет достаточно.
— Подождите минуту, я принесу деньги.
Он удалился, скрывшись за бархатной занавеской. Почти сразу же появился охранник, поставивший на стол поднос с графином сангрии, бокалом и легкой закуской. Холодное вино с апельсинами, лимонной цедрой и яблоками было как нельзя кстати. Впрочем, я не стал им злоупотреблять. Сангрия пьется легко, графин может опустеть быстро и незаметно, но потом от нее внезапно отказывают ноги, и ты остаешься лежать где-то под столом.
Когда вернулся клерк, за ним притащилось Пугало. Надо думать, оно раскрыло главный секрет мироздания — место, где «Фабьен Клеменз» хранит деньги. Страшило присело на подоконник, едва не уронив цветочный горшок, и стало внимательно смотреть, как сотрудник компании отсчитывает деньги.
— Здесь десять дукатов, что равняется пяти литавским флоринам. Надеюсь, вас такой вариант устроит?
— Это даже лучше.
— Будьте добры вашу руку, — произнес он, внося цифры в толстую бухгалтерскую книгу.
Коснувшись моего запястья ивовым прутиком и изменив только ему видимые данные, он сказал:
— Вы двенадцать лет не были в нашем отделении.
— Но это не повлияло на память людей, служащих у вас.
— Мы предпочитаем брать на работу самых лучших, — улыбнулся он. — Желаете еще что-нибудь?
— Нет. Спасибо.
— Тогда не буду вас беспокоить. Отдыхайте.
За мной приехали только минут через сорок, когда Пугало уже устало бороться с искушением опробовать остроту серпа на ближайшем цветке в кадке.
Солдат, служивший в гвардии Его Святейшества, оказался в чине лейтенанта. Его черная куртка была с серебряными пуговицами, а шпага украшена серебряной печатью Риапано. Он, как и я, являлся уроженцем Альбаланда, так как только моему народу была пожалована привилегия охранять Святой Престол. Светлоглазый господин коснулся пальцем остроносой шляпы с лиловым пером:
— Господин ван Нормайенн, я Марк ван Лаут, лейтенант Третьей башни Риапано.
[21]
Мне поручено сопроводить вас в святой город, где вас ждут для аудиенции. Прежде чем мы отправимся, могу ли я взглянуть на ваш кинжал?
— Рад знакомству, лейтенант ван Лаут, — сказал я на родном языке, протягивая ему клинок.
Он взял его, внимательно и придирчиво изучил, особенно звездчатый сапфир на рукоятке, вернул мне:
— Все в порядке, страж. Я тоже рад знакомству с земляком. Как дела в Арденау?
— Не был там уже два года, — с сожалением ответил я.
— А я пять лет. Идемте. Спасибо за сотрудничество, — поблагодарил он клерка.
— Наша компания всегда рада услужить вам, господа, — сказал тот на прощание.
На улице нас ожидало четверо гвардейцев верхом, а рядом стояли две оседланные лошади. Одна принадлежала лейтенанту, другую дали мне.
