— Ну? — сказал он наконец, — Ты хорошо спала?
— Да, спасибо, — вежливо ответила Доминик. — А ты?
— Вполне сносно, — хладнокровно ответил он. — Надеюсь, машина тебя не разбудила?
Доминик сжала губы. Он дразнит ее, но она не будет давать пищу его садистскому юмору.
— Машина? — удивилась она. — Какая машина?
Но Винсенте только сардонически улыбнулся, как будто прекрасно разгадал ее жалкую попытку обмануть его. Вернулся Сальвадор с тарелкой горячих рогаликов, кофейником и кувшинчиком с горячим молоком. Он поставил их так, чтобы Доминик удобно было их брать, спросил, не желает ли она чего-нибудь еще, и удалился, послав Доминик отдельную, очень мягкую улыбку.
Винсенте пристально всмотрелся в жену.
— Похоже, тебе удалось присвоить себе преданность Сальвадора, — заметил он.
— Очень сомневаюсь, — ответила Доминик, наливая себе кофе на удивление уверенной рукой — если принять во внимание, как она нервничала.
— Вот как? Почему? Я же такое чудовище, невозможно себе представить, чтобы такой человек, как Сальвадор, не нашел себе кого-нибудь получше в качестве — как бы это сказать? — ментора.
— Ах, перестань! — воскликнула Доминик. — Послушай, это смешно. Мы Сидим здесь, обсуждая всякие банальности, и молчим о том, что занимает нас обоих больше всего! Ты должен поговорить со мной, Винсенте. Я хочу знать, чего мне ждать!
— А чего ждать мне? — парировал он жестоко.
— Я не понимаю.
— Правда? А по-моему, понимаешь. По-моему, ты прекрасно понимаешь. Ты начала вес это, Доминик. Не я.
— Как ты можешь так говорить? Я только повторила то, что мне сказали.
— Истерично, — жестоко поправил он ее. — Когда ты вчера сюда вернулась, ты вела себя, как одержимая. Ты не готова была вести спокойный разговор. Ты слушала эту женщину — эту змею — и во всем ей поверила, хотя и знала, что она славится своими сплетнями!
— Но ты не помог мне! Ты позволил мне все это сказать! Ты даже не пытался объяснить.
— А почему я должен был перед тобой оправдываться? — Он резко встал. — Я никому не даю отчета в своих поступках!
— Я твоя жена, Винсенте! Он выразительно посмотрел на нее и, подойдя к окну, мрачно уставился вдаль. Аппетит Доминик, и без того не слишком хороший, окончательно покинул ее, и, оттолкнув тарелку с рогаликами, она потянулась за сигаретой. Закурив, она стала пить кофе, пытаясь представить себе, каково это будет: жить недели, месяцы… даже годы в такой атмосфере.
Она хотела бы спросить его где он был прошлой ночью, но сомневалась, что он вообще ответит ей.
Повернувшись к ней, он сказал:
— Мне сегодня надо ехать на завод. Что ты будешь делать?
Доминик покраснела.
— Я не знаю.
— Я хочу совершенно определенно сказать, что не желаю, чтобы ты ездила снова в Бела-Виста без моего позволения. — Его голос был холодным, как лед.
Доминик огорченно слушала, а потом неожиданно к ней вернулась ее природная стойкость. Как он смеет считать после всего происшедшего, что может диктовать ей, когда и куда идти! Она подняла к нему взгляд и сказала:
— Если я захочу поехать в Бела-Виста, я поеду!
Голос ее звучал хладнокровно и спокойно, ничем не выдавая бурю чувств, бушевавшую в ее душе.
Винсенте прислонился к оконной раме.
— Ты так думаешь?
— Я знаю! — В голосе ее слышалось презрение. — Что ты сделаешь? Как помешаешь мне? Свяжешь меня? Запрешь в комнате? Ты боишься, что я еще что-нибудь услышу о твоих недостатках?
Винсенте выпрямился. Лицо его потемнело, глаза яростно горели.
Но Доминик чувствовала себя уверенно, давая выход своей боли, гневу и унижению. Это было какой-то разрядкой, и она не собиралась от этого отказаться, каким бы пугающим ни казался Винсенте.
— Я буду говорить с тобой, как хочу! — воскликнула она, вскакивая. — До сих пор я сдерживалась, я позволила тебе захватить инициативу, не давать мне» никаких объяснений твоим действиям и видела один только гнев. Я даже вообразила себя героиней этой… черной комедии! Но с этим покончено. Похоже, ты кое-что забываешь. Я не из ваших беспомощных испанских и португальских сеньорит! Я англичанка, а в Англии мужчины считают женщин людьми, а не игрушками, не бесполезными побрякушками!
Винсенте стремительно подошел к ней. Во взгляде его читалась мука. Он жестко сжал ее плечи и сильно встряхнул.
— Прекрати эти истерики! — крикнул он. — Ты сама не знаешь, что говоришь! Ты решила, что, если я не умоляю тебя о прощении, не высказываю бесполезных извинений по поводу того, что не должно было иметь ни малейшего отношения к нам, значит, я пытаюсь скрыть еще более серьезные проступки. Пора повзрослеть, Доминик! Ты уже женщина, а не глупый ребенок! А я мужчина — и не желаю, чтобы со мной обращались, как с животным!
Доминик дрожала, но не отводила глаз.
— Тогда расскажи мне о Джоне и Изабелле! — сказала она.
Он резко отпустил ее.
— Очевидно, ты не слышала ни слова из того, что я говорил. Неужели в тебе совсем нет доверия?
Доминик колебалась. Он всегда умел сыграть на ее неуверенности. Ему же удалось победить ее мятежное желание ранить его так же больно, как он ранил ее.
— Тебе нужно полное подчинение! — с горечью воскликнула она.
— Мне нужна жена! А не инквизитор! — ответил он сурово. — Почему ты постоянно занята прошлым? Разве не будущее должно нас занимать?
— Будущее? Какое будущее? — безрадостно спросила Доминик.
— Вот именно, — жестко ответил он. Доминик беспокойно шевельнулась.
— Тогда отпусти меня.
— Отпустить? Что это значит? Ты хочешь освободиться от меня, так, что ли? Может быть, чтобы вернуться к Хардингу?
Доминик знала, что никогда не сможет возвратиться к Джону, но ему необязательно было это знать. Она крепко держалась за свою глупую гордость.
— Это так невероятно? — спросила она. — В конце концов он был моим женихом, он любил меня.
Лицо Винсенте гневно исказилось.
— Этой английской свинье не известно даже значение этого слова! — яростно заявил он.
— А тебе известно? — удивленно посмотрела на него Доминик.
Винсенте ответил ей странным взглядом, потом пошел к двери.
— О, да, — холодно ответил он, — я знаю. И он закрыл за собой дверь, а она осталась одна, все такая же несчастная и растерянная.
Время тянулось невыносимо медленно. Доминик бесцельно бродила по дому. Она то дотрагивалась до каких-то вещей, то меняла местами какие-то безделушки… Она собрала в саду цветы и поставила свежие букеты в холле и гостиной… Она надела купальник и лежала в шезлонге у бассейна… Но невозможно было уйти от душевных терзаний, и она не находила себе места.
