Бежали годы. Единственной случившейся радостью
для сотрудников лаборатории было рождение у Лены Ивановой еще одной девочки. Но
счастье матери оказалось недолгим. Едва вторая дочь, тоже названная диковинным
именем Кибелла, научилась сидеть, как первая, Кирстанаида, погибла. Косвенно в
гибели дочери был виноват отец. Григорий, успевший к тому времени сделать неплохую
карьеру на военном поприще, искренне любил девочку. В один из своих редких
выходных дней он взял Станю, так звали старшую дочь дома, и пошел с ней в
зоопарк. По дороге она захотела мороженое, отец купил эскимо и велел:
– Ешь аккуратно.
Станя засмеялась:
– Проглочу все сразу.
– Не безобразничай, – рассердился
отец, – а то отшлепаю.
– А я убегу, – захихикала Станя.
– Иди сюда, – погрозил ей пальцем
папа.
Но непослушная девочка побежала от него по
тротуару с криком:
– Догони!
– Немедленно вернись! – заорал
военный.
– Не догонишь, не догонишь, – стала
приплясывать расшалившаяся девочка. Потом она повернулась лицом к папе и,
продолжая пятиться, запела: – Надо спортом заниматься, чтобы в догонялки
играться.
Кривляясь, Станя не заметила, что пешеходная
часть улицы закончилась, и выбежала, все так же спиной вперед, на мостовую. В
эту минуту из-за угла вылетел грузовик. Григорий не успел ничего предпринять.
После случившегося несчастья Лена осела дома,
она ни на секунду не отпускала от себя младшую девочку. Но при всем при том
Елена оставалась исследователем, и Кибеллу она воспитывала с удвоенным тщанием.
А Полина все чаще думала о том, что, наверное,
бог все же существует на свете, и он против того, что делается в лаборатории.
Вскоре мальчики Поповой достигли подросткового
возраста, и стало понятно, что они не соответствуют возложенным на них
надеждам. Миша превратился в плохо обучаемого, угрюмого, вечно молчащего
школьника, никаких задатков гениальности он не обнаруживал, в его дневнике
косяком стояли одни двойки. Мальчик с огромным трудом преодолевал программу
даже в младших классах, несмотря на то что мать занималась с ним постоянно. В
третий класс мальчика не перевели. Вера взяла сыновей и отбыла на дачу.
Когда мальчики вернулись домой, Полина с
трудом узнала Мишу. Тот сильно вытянулся, возмужал и похорошел. Угрюмость и
мрачность его исчезли без следа. Ребенок словно родился заново, случаются такие
изменения с детьми. Миша стал другим не только внешне, он еще раз отучился в
третьем классе и в дальнейшем никогда более не оставался на второй год.
Отличником не стал, но получал твердые тройки вперемешку с не совсем
справедливыми четверками.
– Попов просто вырос, –
комментировала произошедшее классная руководительница, – повзрослел и взялся
за ум.
Но, очевидно, чтобы компенсировать
трансформацию Миши к лучшему, природа отдохнула на Пете. Родители недолго
радовались метаморфозам, произошедшим со старшим сыном. Спустя пару лет младший
занялся фарцовкой, и от приводов в милицию его спасало лишь положение отца и
его связи. Но в конце концов терпение Владимира лопнуло, и он заорал:
– Пошел вон из моего дома!
И Петя исчез. Куда он подевался, Полина не
знала. Попов запретил в его присутствии упоминать имя младшего сына, а Вера,
как всегда, делала вид, будто ничего не стряслось.
Вообще-то, Полина считала, что во всех
несчастьях, случившихся с детьми Поповых, виновата мать. Сначала она упустила
Юру, позволила тому ощутить собственную исключительность, затем спокойно отдала
мальчика в детдом и никак не отреагировала на его смерть. Теперь же ситуация
повторилась. Миша, претерпевший внезапно радикальные изменения, стихийно стал
любимчиком матери, а Петя, чтобы привлечь к себе ее ускользающее внимание,
пустился во все тяжкие. Можно было не иметь психологического образования, чтобы
понять суть проблем у Поповых.
Полина Михайловна скомкала упаковку платков и
швырнула на стол.
– Ну и что вышло из этой затеи?
– Что? – эхом повторила я, чувствуя,
что начинается головная боль.
– А ничего, – с горечью констатировала
старушка, – мой муж умер относительно молодым от инсульта. То же самое
случилось и с Владимиром Поповым. Что стряслось с Зиной и Игорем, понятия не
имею. Коля Малина давно погиб от пьянства. Вот сына его Эдика я видела довольно
часто, он в старших классах начал дружить с Мишей и иногда приходил к Поповым в
гости. Очень агрессивный парень вырос. С ним какая-то неприятная история
случилась, вроде он в тюрьму попал, точно не скажу. Петя испарился без следа.
Вера умерла, Миша сначала жил около меня, но старался не общаться, пробежит
мимо, улыбнется, буркнет: «Здрассти», – на этом все.
Затем он вообще исчез, квартиру сдал. Правда,
ее отремонтировал. Наверное, где-то работает, раз сумел деньги собрать, ремонт
по нынешним временам дорогое удовольствие.
– А как же лаборатория?
Полина махнула рукой:
– Там все развалилось сразу после смерти
Паши и Владимира. Наверное, соответствующие органы, наблюдая за семьями,
поняли, это эксперимент обречен на глобальную неудачу. Ну о какой расе
сверхлюдей может идти речь? У пьяницы Малины бог знает кто родился, алкоголик с
младых ногтей, про Поповых и вспоминать нечего. Расформировали нас, затем наука
вообще этому государству не нужна стала, вот и пошла моя служба прахом. Знать
бы, что так получится, постаралась бы изо всех сил остаться тогда во
Владивостоке. Всем жизнь Володя Попов поломал. Это он виноват, весь в Демьяна
пошел, решил человечество осчастливить, а на деле людям жизнь поломал.
Я только о Лене Ивановой ничего не знаю, но
думаю, что и у нее ничего хорошего не получилось. Первая девочка погибла, а
вторая такая болезненная родилась, прямо катастрофа. Как она на свет появилась,
Иванова практически из больниц не вылезала. Потому что у ребенка то отит, то
бронхит, то ветрянка, то скарлатина. Хоть Лена из всех нас самая истовая была,
очень в эксперимент верила. Но, увы, получается, зря мы жили и работали. Демьян
Попов что-то не так рассчитал, а Владимир не сумел лекарство усовершенствовать.
Грустно очень.
Качая головой, Полина Михайловна встала,
подошла к холодильнику, достала оттуда валокордин и начала тихо говорить:
– Раз, два, три…
Я смотрела, как прозрачные капли медленно
падают в рюмку. Науку двигают вперед слегка ненормальные, очень упертые люди.
На стене кабинета у великого физика Нильса Бора висел плакат: «Вечного двигателя
не существует, это знают все. А вдруг?»
