Я обозлилась до крайности. Мало того, что Олег
выставил меня перед Юрой и Игорем окончательной и бесповоротной идиоткой, так
еще и пытается изображать заботливого супруга, предлагая мне тот сорт
лакомства, который я никогда не возьму в рот. Если что терпеть не могу, так это
ванильный пломбир, ем только плодово-ягодный или шоколадный. Ну, погоди!
Сейчас…
В этот момент Куприн умоляюще посмотрел на
меня, я поперхнулась невысказанными словами и сказала совсем не то, что
собиралась:
– Дай денег на стаканчик.
Куприн похлопал себя по карманам.
– Вот черт! Кошелек на работе оставил. А
у тебя что, у самой нет?
Я медленно пошла к будке с надписью «Вкусный
лед». У меня-то все есть, но ведь мороженым угостить меня хотел Олег. Ну
согласитесь, самой купить эскимо или получить его от супруга, это, как говорится,
две большие разницы.
Благодаря Юре и Игорю ситуация быстро
разрешилась. Машину подняли на платформу.
– Слышь, Олег, – велел
Горелов, – садись в тачку и кати за мной, Юрка нас проводит. Чего стоишь?
Куприн пошел к «Жигулям».
– Эй! – возмутилась я. –
Вообще-то, это моя машина!
Олег сел за руль и воскликнул:
– Ну с какой стати так придвигать
сиденье!
– Оно сделано под мой рост, вылезай!
– Понимаешь, Вилка, – торжественно
объявил муж, – мне придется поехать на этом металлоломе. Ведь Юрка и Игорь
считают, что ты рассекала на моей тачке, так?
– Ну… да, конечно, так, – ответила
я, плохо понимая, куда он клонит.
– Значит, я прибыл к месту аварии на
«Жигулях», – вещал дальше муж, – ты помяла крыло, раздолбасила фару,
расплакалась, разнервничалась…
– Я? Стала лить слезы на проспекте из-за
такой ерунды?
– …позвонила мне, – не
останавливался Куприн, – я, естественно, бросил все дела и кинулся тебе
помогать, позвал Юрку и Игоря. А раз приехал на «Жигулях», то на них мне и
уезжать, логично?
– Логично, – как робот-автомат
подтвердила я.
– Очень хорошо, что ты правильно
оцениваешь ситуацию, – кивнул Олег, заводя мотор, – мне еще потом
куча дел предстоит, а тебе на метро домой даже удобнее. В городе такие пробки!
Я просто завидую тебе, понесешься под землей без всяких проблем, сядешь,
станешь книжечку читать. Красота!
– Олег! – заорал Юрка. – Хватит
жену утешать, еще брюлики ей за глупость купи!
– Все, стартуем, – отозвался муж и
газанул.
Я осталась с раскрытым ртом в полном
обалдении. Ну не дура ли! Решила, что муж поведет меня в кино, попытается таким
образом извиниться за свое гадкое поведение в кафе. И что на самом деле?
Между прочим, я направлялась вовсе не домой, а
в Марьино, туда, где прописана Василиса Лапина.
Нужная улица оказалась не в Марьине, а в
Капотне. Серо-желтая пятиэтажка уютно расположилась среди не по-московски
буйнозеленых деревьев. Я вошла в подъезд и обрадовалась, квартира Васи
располагалась на первом этаже. Ткнув пальцем в кнопку, я неожиданно ощутила
жуткую усталость. Как быстро, однако, человек привыкает к хорошему, ездила я
всю жизнь на общественном транспорте, и ничего, потом пересела за руль и
поняла, вновь временно оказавшись в подземке, какое же это утомительное занятие
– катить сначала в душном, переполненном народом вагоне, а потом на маршрутке.
– Вам кого? – прозвучало из-за
створки.
– Лапину можно?
Загремел замок, на пороге появилась женщина
лет шестидесяти.
– Ну я Лапина. А в чем дело?
– Мне нужна Василиса Семеновна, –
сказала я и быстро добавила: – Наверное, она ваша сестра?
Мой совет, если встречаешь знакомую, с которой
не виделась лет пятнадцать, а она, справившая пятидесятый юбилей, толкает перед
собой коляску, смело говори: «Как на тебя дочка похожа!»
Ежу ясно, что младенец ее внучка, но ведь как
приятно бабушке услышать подобное заявление. Поняв, что их считают молодыми,
женщины делаются добрее и охотно идут на контакт.
Но Лапина даже не улыбнулась.
– Я Анна Сергеевна, а Василиса моя дочь,
покойная. Что у вас за дело к умершему человеку?
– Василиса скончалась? – ужаснулась
я. – Когда? По какой причине?
Анна Сергеевна перекрестилась.
– Тридцать первого декабря прошлого года,
аккурат в праздник!
– Боже мой! Под машину попала?
– Нет, – покачала головой
мать, – пошла на чердак белье развешивать, у нас там веревки, и упала из
окна. Хотела раму отворить, встала на подоконник, ну и конец! А вы кто?
Я с трудом пыталась прийти в себя.
– Извините, бога ради…
– Господь простит.
– Я не знала…
– Все в руках божьих.
– Еще раз простите, а где ее муж, Михаил?
Он случайно не тут живет?
Зрачки Анны Сергеевны стали узкими, как у
кошки.
– Михаил… А! Зачем он вам?
– Ну… так! Очень нужен.
– Входи, – неожиданно пригласила
Анна Сергеевна, – босоножки снимай, чисто у меня. Комната слева, сюда.
Я вошла в длинное прямоугольное помещение и
невольно попятилась. Повсюду со стен смотрели иконы, их было очень много,
светлых и темных, перед самыми большими теплились лампадки. Шторы на окнах
задернуты, вокруг царил полумрак.
– Лоб не крестишь, потому что не
воцерковлена или веры иной? – строго поинтересовалась Анна Сергеевна.
Я моментально неумело сложила пальцы щепотью и
осенила себя крестным знамением. В нашей семье нет икон, мы с Томочкой истинные
дети эпохи социализма, атеисты не по убеждению, а от вдолбленного с ясель постулата:
«Бога нет, религия – опиум для народа».
– Я православная, – быстро сказала
я, – растерялась просто.
– Это ничего, – кивнула Анна
Сергеевна, – садись и послушай. Я очень хорошо понимаю, зачем ты пришла.
Дочь моя, несчастная Василиса, пусть послужит тебе примером. Думаю, на самом
деле она покончила с собой.
Я поднесла руки к лицу:
– Ой!
