Злая как мурена, я вышла из квартиры и понеслась
на проспект. Впрочем, нет худа без добра, сейчас устрою продавщице, всучившей
мне бижутерию, вселенский скандал, заставлю ее отцепить «красотищу», а потом в
качестве награды за суетный, нервный день куплю себе разных вкусностей: кусок
шоколадного торта, брикет сливочного мороженого… Нет, прежде отправлюсь в
гастрономический отдел.
Обдумывая список разносолов, я подбежала к
прилавку, где утром приобрела воду вкупе с другими мелочами, и, ткнув пальцем в
свое ухо, воскликнула:
– Девушка, это что?
– Голова, – лениво ответила
продавщица.
– Не о ней речь! Сбоку чего висит?
– Где?
– Вот!
– Вы о чем?
– О клипсе! – теряя остатки
самообладания, заорала я. – Что за дрянь вы мне продали! Сначала еле ее
надела, теперь снять не могу.
Торговка захихикала.
– Ничего смешного не вижу, –
окончательно вышла я из себя, – немедленно отцепите! Иначе… иначе… иначе…
Слова иссякли. Да и чем я могла напугать
продавщицу.
Девушка подавила смешок.
– Ведь сказала вам про выставки животных,
которые тут в двух шагах проходят, так вы слушать не стали!
– Дорогуша, – процедила я сквозь
зубы, – мне совершенно непонятен ход ваших мыслей. С какого рожна вы
зазываете меня любоваться на собак и кошек? И при чем тут клипсы
отвратительного качества, впившиеся в ухо?
– Вот, – с укоризной отметила
торгашка, – снова меня перебиваете, если всегда так себя ведете, то
неудивительно, что попадаете в дурацкие истории. Следует хоть иногда слушать
других людей.
Я затопала ногами.
– Хватит трепаться! Немедленно сними эту
дрянь с моего уха.
Холодные пальцы прикоснулись к мочке, на
секунду боль стала совсем невыносимой, потом девушка положила на прилавок
украшение и констатировала:
– Да уж, прямо до крови разодрало, надо
перекисью промыть и йодом помазать.
– Надо тебе по лбу настучать за продажу
некачественного товара! – окончательно вышла я из себя.
– Клипсы суперские!
– Ага! Посмотри на мое ухо!
– Так их не для вас делали, – пошла
в атаку девушка, – не знаете, а лаетесь.
– Ну-ка, милочка, немедленно покажи, где
на этой упаковке указано, что серьги нельзя носить Виоле Таракановой? Остальные
покупатели спокойно вынесут пытку колючками? – рассвирепела я. – Имей
в виду, я так это дело не оставлю. Завтра же пойду жаловаться!
– Куда?
– Не волнуйся, найду адрес!
– Ступайте хоть в ООН, – заржала
девчонка, – только опозоритесь! Дурой покажетесь! Сережки-то для собак!
Я даже сделала шаг назад.
– Что?
– Здесь рядом часто выставки проходят,
собачники с кошатниками люди психованные, за-ради любимчика на все готовые,
охота им потом медалями хвастаться! Вот мы и приторговываем аксессуарчиками.
Глядите, браслетики на лапки, цепочки на шею, – словоохотливо объясняла
девица, – а клипсы эти для пуделя или йоркшира предназначены, их в уши
вставлять не надо, за шерсть цепляются, оттого прибамбасы и с зубчиками, чтобы
не выпали. Я как увидела, что вы на себя примеряете, прямо офигела!
– Почему же не остановили покупательницу?
– Так я начала про выставку рассказ, а вы
слушать не стали: какое, думаю, мне дело? Охота вам в пуделячьих украшениях
рассекать, флаг в руки. Деньги заплатили – и вперед.
Не найдя никаких возражений, я пошла домой,
уже войдя в квартиру, вспомнила, что так и не купила никакой еды, обозлилась на
себя и легла спать. В конце концов, почивающего человека голод не мучает, и
вообще, все, что ни случается, случается к лучшему, на ночь вредно наедаться.
Утром я села к столу и уставилась на чистый
лист бумаги. Новую рукопись следовало сдать через три недели. С одной стороны,
срок большой, с другой, если учесть, что написать надо 350 страниц, то
понятно, – времени нет. Нужно упорно работать, но, как назло, в голову
ничего не лезло, кроме фразы «Жил-был Иван-царевич…».
Промаявшись до полудня, я решила, что виновник
моего творческого кризиса – голод, и собралась пойти в ларек за булочками. Но
не успела я выйти в прихожую, как раздался звонок. Я схватила трубку.
– Алло.
– Добрый день, не разбудил? Анатолий
Голубев вас беспокоит.
– Что вы! – бодро воскликнула
я. – Мы, писатели, ранние пташки, еще солнце не взошло, а уже сидим и
строчим рукопись.
– И как долго длится рабочий день?
– Ну… часов до пяти.
– Душенька, нам надо встретиться.
– Зачем?
– Обсудить сценарий, но боюсь вам мешать,
пишите, кошечка.
Я подскочила на месте. Больше всего хочу,
чтобы кто-нибудь сейчас вытащил меня из-за стола, вот тогда я со спокойной
совестью брошу неначатую рукопись. Не надо думать, что госпожа Тараканова
лентяйка, рада бы ваять роман, только неотложные дела оторвали от стопки
бумаги.
– Кино очень важная вещь, поэтому я
сейчас все отложу.
– Вы ангел! Где столкнемся? В пятнадцать
ноль-ноль устроит?
– Право, мне все равно! И место выбирайте
сами.
– Не затруднит вас подъехать в наш офис?
– А где он находится?
– Самый центр, очень удобно. Только вы
ведь, наверное, на машине?
– Естественно, – хмыкнула я, –
звезды на метро не ездят.
– Давайте запишу номер, – засуетился
Анатолий, – сами знаете, какая проблема с парковкой, резервируем для
VIP-гостей места.
Ощутив себя в одной шеренге с Бустиновой и
Смоляковой, я распахнула шкаф. Что надеть? Поверьте, этот вопрос намного
серьезнее, чем «Что делать?» и «Кто виноват?». К сожалению, передо мной не
столь уж богатый выбор! Но можно залезть в комод к Кристе и поворошить вешалки
в гардеробной Томочки.
И тут снова зазвенел телефон.
– Слушаю, – пропела я.
– Виола Ленинидовна Тараканова?
– Да.
– Вас беспокоит зав реанимационным
отделением Козырькин Максим Михайлович.
