А Наташа! Ее сгубило не очень страшное
заболевание. Неужели она не знала о язве? Да быть такого не могло. Если уж речь
зашла о прободении, то язва находилась в самой крайней стадии, ладно, пусть она
не болела, но есть куча других признаков, та же изжога! У язвенника она
начинается от любого куска «неправильной» еды. В «Марко» работает художник Леша
Маркелов, у него язва, давно залеченная, но тем не менее Лешка никогда не берет
в столовой ничего, провоцирующего желудочно-кишечные неприятности. Он чурается
салатов с майонезом, сметаны и так далее. А Наташа на моих глазах преспокойно
стала лакомиться здоровенным рожком с жирным пломбиром!
Нет, их отравили, очень хитро, представив дело
как несчастный случай! Кто? Почему? За что? Я просто обязана узнать правду! И
начинать следует с женщины с фамилией Квашня, ведь упоминание о ней подвигло
Наташу на вдохновенное вранье. Кстати, может, Олечка расскажет о Лере некие
подробности?
– Ты довезешь меня до морга? –
закричала Луиза, влетая на кухню. – Деньги взяла, вот!
Я глянула на толстую пачку, перетянутую
розовой резинкой, которую та стиснула в пальцах, и подавила желание
воскликнуть: «Крайне опасно демонстрировать малознакомому человеку такое
количество ассигнаций».
– Заплачу сполна! – ажитированно
орала Луиза. – Сколько хочешь? Сто? Двести баксов? Вот держи, спасибо за
услугу. Я теперь богата! Все в жизни пойдет по-иному! С сегодняшнего дня не
мне, а я людям платить стану! Найму горничную, шофера! Вау! Заживу человеком!
Замуж выйду.
Я молча смотрела на Луизу. Ну какой смысл
объяснять ей, что сейчас она обижает меня, оскорбляет, засовывая в карман
купюры? Вполне вероятно, она не такая уж и толстокожая, просто у нее от
осознания собственного богатства снесло крышу.
– Прости, – тихо сказала я, –
но мне больше недосуг болтать, домой пора, дела ждут. Ты можешь нанять такси,
только не вынимай при шофере все деньги, отложи небольшую сумму в кошелек, а
остальные спрячь.
– Уж не дура, – фыркнула Луиза и
пихнула пачку за воротник блузки.
– Скажи, ты никогда не слышала имя
Валерия или Лера Квашня?
– Говорила уже, нет, – напомнила
Луиза.
– Может, у Наташи подруга такая имелась?
– Она с бабами не общалась, –
хмыкнула наследница, – старалась их в дом не водить, Андрея ревновала.
– В монастыре у тебя Квашня не жила?
Луиза пожала плечами.
– Не знаю.
– Как же так?
– Просто.
– Провела с людьми детство, юность и не в
курсе, как их зовут? – изумилась я.
Луиза улыбнулась.
– Сразу видно, что ты не церковный
человек. В обители фамилий нет. Сестра Евпраксия, сестра Анна, сестра Онуфрия,
а уж как их в миру звали, все позабыли. Те, которые не пострижены, пока вроде
со своими именами, но знаешь, женщины-то за монастырскими стенами от разных
обстоятельств спрятались и представились другими именами, допустим, Марфой.
Конечно, настоятельница правду знает, ей не солгут, нельзя с матушкой хитрить,
только она никому чужих секретов не раскроет, мать Епифания под пытками молчать
будет. А тебе очень про эту Квашню знать надо?
– Да! – воскликнула я. –
Безумно.
Луиза кивнула.
– Хорошо, оставь телефон. Сейчас оплачу
бальзамирование, а потом займусь похоронами, стану по телефонным книжкам
звонить, Наташи и Андрея знакомых оповещать, может, и обнаружится Квашня, я
сообщу тебе тогда.
– Огромное спасибо!
– Слушай, – оживилась Луиза, –
ты про Петра и Февронию слышала?
– Ну… нет.
– Были такие святые люди, муж с женой,
любили друг друга, их потом в одном гробу похоронили. Может, Нату с Андреем в
общую домовину положить? – деловито осведомилась Луиза. – Как тебе
моя идея, а? Два пристанища дорого потянут, в простой ящик-то не сунешь, народу
много придет. Мне надо со всеми знакомыми Еремина законтачить, фирма-то тоже
моей будет! На поминки куча денег усвистит. По-тихому не сделать, следует
объявиться наследницей. Жалко на гроб много выкидывать, это ж в прямом смысле
зарытые деньги! Ну, так как?
Меня передернуло. Жадность Луизы пугала, а ее
открытость и странная для взрослого возраста наивность изумляли.
Впрочем, может, она просто инфантильна? Отсюда
и неумение ощутить скорбь. Пятилетний ребенок не станет плакать на похоронах
бабушки, он зарыдает, когда поймет, что та больше никогда не испечет ему
сладких ватрушек. Только зрелая личность способна скорбеть о человеке как об
индивидууме, остальные пожалеют не покойного, а себя, оставшегося без ласки,
внимания или денег.
– Чего молчишь? – поинтересовалась
Луиза, подталкивая меня к выходу. – Что скажешь про мою идею?
– Мне кажется, это ужасная затея!
– Да? Ну ладно, прощай, позвоню, если
Квашня объявится! – сказала Луиза, когда мы вместе вышли на улицу.
Я кивнула и стала искать свои «Жигули».
Понадобилась целая минута, прежде чем я вспомнила, что моя тачка теперь отлично
тюнингованный вариант.
– Эй, – крикнула Луиза, –
постой!
Я обернулась и увидела, что наследница, уже
поймавшая такси и успевшая сесть в машину, высунулась в открытое окошко.
– Что случилось?
– Да Квашня эта!
– Ты вспомнила ее?!
– Нет, но фамилия отчего-то знакомой
вдруг показалась!
– Наверное, ты встречала в поваренной книге
слово «квашня», – вздохнула я.
– Нет, – задумчиво протянула
Луиза, – вначале имя с фамилией неизвестными показались, но сейчас… Лера
Квашня… Кто мне о ней говорил, а? Ладно, вспомню, позвоню. Давай, покатил,
заплачу сполна, думаешь, денег мало? Ошибаешься, у меня ими полны карманы.
Последнюю фразу Луиза сказала таксисту,
черноволосому черноглазому мужчине. Тот оскалил в улыбке золотые зубы.
– Ай, сам красавыц, денег пално, ты замуж
не хочешь?
Луиза счастливо рассмеялась, наемный экипаж,
дребезжа всеми частями и издавая предсмертный кашель, поехал по проспекту, я,
удрученно покачав головой, села в свою машину. Нарвется Луиза на неприятности!
Разве можно столь откровенно кричать о набитом до отказа кошельке? Надо же, как
ей мечталось о богатстве, до такой степени, что, обрадовавшись смерти
единственных родных людей на земле, она готова рассказать о своей удаче всему
миру.
