Так, в книгохранилище может обнаружиться
бодрствующая монахиня, решившая из-за бессонницы заняться чтением, в трапезной
сейчас готовятся к шикарным поминкам, ставят тесто, режут салаты. Моему
появлению никто не обрадуется, и, вероятнее всего, глупую гостью выставят вон
из монастыря, а в опочивальнях пусто. Следовательно, мне надо зайти в одну из
комнат, там точно найдется окно. И, кстати, где-то здесь должен быть туалет, очень
сомнительно, что элита ходит в ту же деревянную будку.
Переполнившись радостью, я добрела до первой
двери, осторожно открыла ее и испытала чувство настоящей гордости. Вот Вилка
какая! Умная и хитрая.
Спальня была пустой, и она походила на келью
паломниц, как корочка ржаного хлеба на бисквитный торт с кремовыми розочками.
Большая, если не сказать огромная кровать под
балдахином, «стенка» из резных дубовых шкафов, глубокое кресло, маленькая
скамеечка для ног, столик, тумбочка, много-много подушек, гора уютных пледов. И
что совсем ввергло меня в изумление, телевизор, плоский, явно дорогой, стоящий
на моноблоке из DVD и видео. А еще считается, что верующие люди тяготеют к
аскетизму!
Взгляд приметил справа небольшую дверцу,
влекомая любопытством, я приоткрыла ее и взвизгнула от счастья. Ну надо же, я
очутилась в роскошном санузле, по размерам сравнимом с комнатой.
Чугунная ванна покоилась на бронзовых лапах,
около нее чья-то заботливая рука бросила пушистый коврик. «Мойдодыр» был
заставлен всякими баночками, бутылочками, флакончиками, из стаканчика торчала
зубная щетка, наверное, следовало удивиться столь широкому выбору средств по
уходу за лицом и телом, для гостей обычно кладут лишь мыло, ну ладно, еще
ставят шампунь! Не успев обдумать интересное наблюдение, я увидела роскошный
унитаз и кинулась к нему, как к любимому брату.
Еще раз я удивилась при виде туалетной бумаги,
она оказалась трехслойной, очень дорогой, совершенно не монашеский вариант!
Но долго обдумывать увиденное в ванной времени
не было, нужно поскорее вернуться в спальню. Я одернула юбку, поправила
дурацкую блузку, хотела открыть дверь и тут же уловила звук шагов. В гостевую
опочивальню вошел человек, очевидно, он был грузным, потому что ходил, тяжело
ступая.
Испугавшись, я прижалась к большому шкафу,
невесть зачем поставленному около умывальника. Впрочем, наверное, в этой помеси
гардероба с носорогом хранится постельное белье. Или монахини не захотели
выбрасывать антикварную вещь, шифоньер, похоже, сделали в незапамятные времена,
сантехника в ванной комнате стилизована под старину, а шкафчик антикварный.
Но что мне делать? А? Если тот, кто шумно
вздыхает сейчас в спальне, заглянет в туалет, как объяснить свое присутствие
здесь?
Только сейчас в голову пришло замечательное
предположение. В спальне кто-то живет. Вот почему там много всякой всячины и
дорогой аппаратуры, вот почему в ванной полно косметических средств, вот
почему…
Плавная цепь мыслей прервалась характерным
звуком.
Та-ра-та-та, та-ра-та-та… – так звонит
мобильный телефон.
Почти потеряв сознание от ужаса, я взглянула
на свои пустые руки и перевела дух. Фу, мой аппарат издает точь-в-точь такую же
мелодию, и на минуту мне показалось, что сейчас это он трезвонит. Но не надо
пугаться, сотовый уложен в сумку, та находится в келье, к тому же я отключилась
от сети.
Та-ра-та-та, – плыл напев, –
та-ра-та-та.
– Да, да, – раздался глухой
голос, – нет, не сплю. Разве тут угомонишься? За всем догляд требуется. В
центральную трапезную ходила, мать Фекла совсем обезумела, прости меня,
грешную, за подобные речи. Велено было зеленый сервиз достать, а она синий
вытащила, блюдо разбила. Самое большое, с рыбами. И то верно, громоздкое
больно, его даже сестра Ольга поднять не может, куда уж матери Фекле! Да, да,
да.
Я осторожно отлипла от стены шкафа, прокралась
к двери, присела на корточки и приникла глазом к здоровенной замочной скважине.
В круглое отверстие было видно кровать и
сидевшую на ней Устинью с мобильным в руке.
– Ксении я велела двор еще раз
подмести, – говорила она, – пусть с метлой постоянно стоит, а то в
прошлый раз стыдно было. Да, да, да. Идти? Прямо сейчас? Уж простите, матушка,
ноги гудят немилосердно, дозвольте их в прохладной водичке пополоскать, сразу
облегчение получу. Ох, спасибо за милосердие, через четверть часа явлюсь, не
задержусь!
Быстро отключив сотовый, Устинья стала снимать
черную хламиду, и я поняла, что монахиня собирается в ванную.
Не знаю, какие эмоции испытывает мышь,
загнанная в угол, но у меня исчез даже ужас, осталось только любопытство: ну
как поступит благочестивая дама, обнаружив в санузле непрошеную гостью?
Закричит, заругается? Бросится на нахалку с кулаками? Позовет на помощь? Навряд
ли Устинья расцветет в радостной улыбке и прощебечет: «Деточка моя, пописать
захотела? Сиди, сиди спокойненько!»
Дверь стала тихонько отворяться, стряхнув
оцепенение, я распахнула гардероб, шагнула внутрь и… полетела вниз, шкаф
оказался без дна, он стоял над лестницей.
Говорят, у кошки семь жизней, может, кто-то из
моих далеких предков принадлежал к семейству этих хвостатых, иначе чем
объяснить тот факт, что, пересчитав спиной ступени, я оказалась на полу, не
переломав себе ни одной косточки.
Потряся головой, я посмотрела вверх – ага,
понятно, отчего я не убилась насмерть, лестничка невысока, метра два. Сейчас я
очутилась на небольшой площадке, от которой вниз вели новые ступени, и вот их
уже было много.
Стараясь не шуметь, я стала спускаться и в
конце концов оказалась в круглом помещении с дверью.
Ощущая себя Алисой в стране чудес, я ткнула
створку и вошла в… церковь. Помещение показалось мне огромным, все стены его
заполняли иконы, перед ними горели лампады. Пытаясь справиться с ужасом, я
стала озираться. Скажите, вы бы согласились остаться ночью, одна, в совершенно
незнакомом храме? Нет? Я бы тоже! Если честно, ничего страшнее в своей жизни я
не испытывала.
В зале стояла такая пронзительная тишина, что
заломило уши, очи образов глядели мрачно, казалось, им крайне не по душе
неверующая женщина, нарушившая покой молельни.
– Милые, дорогие, – зашептала
я, – Отче наш, хлеб наш… э… искушение… Троица… Дева Мария… Простите,
забыла молитву. Ничего плохого я не задумала, уж простите, только решила, что
тут есть центральное парадное, ведь не попадают же люди сюда через шкаф в
опочивальне Устиньи? Можно мне походить по храму? Я ничего не трону…
