– То не моя забота, – резко
отозвалась Епифания, потом снова обняла Устинью, – но думаю, нет. Наше
дело маленькое, поняла? Не ради себя, а ради процветания обители стараемся.
– Оно верно.
– Значит, приступим, помолясь.
Перекрестившись, две фигуры в черном начали
действовать. Епифания вытаскивала из сумки все новые и новые пузырьки вкупе со
шприцами, Устинья наклонялась к гробу и делала уколы. Я наблюдала за процедурой
во все глаза, в принципе, после беседы с бабой Катей мне было понятно, чем
занимаются дамы. Сейчас они старательно «оживляют» одного из «умерших»
прокаженных. Но было и много вопросов, которые бы я, имейся подобная возможность,
задала бы Епифании. Почему манипуляция проводится в помещении храма? Хотя,
может, лекарства действуют лишь в непосредственной близости от икон? Кто купил
прокаженному столь роскошную домовину? Отчего его, как предписывают правила, не
похоронили в специально отведенном месте, а доставили в церковь? Зачем
съезжается огромное количество гостей, очевидно, богатых и чиновных, для
которых приготовили комнаты в галерее? Не проще ли тихонько сделать
соответствующую запись в нужных книгах, а потом, вручив прокаженному новые
документы, забыть о нем навсегда?
– Ну вот, – перекрестилась
Епифания, – готово. Который час?
– Три утра, – отозвалась Устинья.
Настоятельница стала загибать пальцы.
– Значит, до десяти у нас семь часов. Все
правильно, как раз к одиннадцати чудо и свершится.
– Хорошо, кабы так, – пробормотала
Устинья.
– Ох, замолчи, – рассердилась
Епифания, – лучше собери склянки в узелок, шприцы отдельно сунь, потом в
город вывезешь и там выбросишь, да пол помой, капнула я на плиты, попахивает.
Да…
Договорить фразу настоятельница не успела, под
сводами храма вспыхнул такой яркий свет, что на секунду мне показалось, будто
произошел взрыв. На всякий случай, ожидая оглушительное «бум», я зажмурилась,
но неожиданно услышала:
– Всем оставаться на своих местах, –
четко и ясно, словно главнокомандующий на параде, сказала какая-то женщина.
Устинья взвизгнула и запричитала:
– Ой, беда, беда, так и знала, худо
будет…
– Стоять! – гремело эхом под
сводами.
Я снова приникла к дырке в покрывале и опять
увидела внутренность храма, только теперь там было много народа, отнюдь не в
монашеских одеяниях, абсолютное большинство присутствующих носило брюки.
Неподалеку от гроба стояла на коленях рыдающая Устинья, чуть поодаль от нее
валялась торба, из которой вывалились пузырьки и использованные шприцы.
Появившаяся невесть откуда женщина с камерой в руках старательно направляла
объектив на мешочек с завязками.
Дальнейшие события начали развиваться
стремительно. Епифания бросилась в сторону, я сразу поняла, куда торопится настоятельница
– к тому месту, где прячется потайная лестница, ведущая в ванную Устиньи.
– Стоять, – заорал кто-то, – не
двигаться!
Но настоятельница летела стрелой, потом вдруг
резко остановилась, вход в нишу загораживала тонкая фигура в черном облачении.
– Лучше тебе остаться, – звонким,
напряженным голосом воскликнула она, – не беги, заперто.
– Ксения! – ошеломленно прошептала
Епифания. – Ты?
– Я.
– Ты нас выдала?!
– Я.
– Ксения! – в полной растерянности
бормотала настоятельница. – Змею на груди пригрела! Вот как за добро
отплатила.
Девушка сложила руки на груди, потом
засмеялась.
– Добро? Нет уж, на волю пойду, больше
тут, в тюрьме, не удержишь!
– Прокляну, – шептала
Епифания, – на чудотворной иконе!
В этот момент к настоятельнице приблизились
две фигуры в джинсах.
– Пойдемте, – сказала одна.
– Лучше не шумите, – добавила
вторая.
– Проклянешь? – встряла
Ксения. – Пожалуйста, хоть сто раз, отскочит от меня, не боюсь. Во, гляди.
Сложив фигу, девушка ринулась к одной из стен
и, тыча фигурой из трех пальцев в образа, заорала:
– Ну-ка! Накажи меня! Нашли гром и молнию
на голову, испепели! А? Не выходит! То-то и оно! Нету бога, обман один, вроде
воскрешения Достойных!
Мне стало жутко и интересно одновременно;
желая получше разглядеть происходящее, я попыталась пальцем расширить отверстие
в накидке, но ничего не получилось. Тогда в голову пришла идея слегка
приподнять бархатное полотно. Очень осторожно я выполнила задуманное.
– Кто тут прячется? – послышалось
буквально над моей головой.
В ту же секунду покрывало со скамейки
сдернули.
– Вылезай, – приказал кто-то.
Пришлось выбираться на свет божий.
– Ты кто? – резко спросила женщина в
брюках. – Имя, фамилия, что тут делаешь?
– Виола Тараканова, – забубнила
я, – паломница, заблудилась случайно, заплутала, туалет искала, забрела в
ванную, а там…
Незнакомка вопросительно взглянула на Ксению,
та присмотрелась ко мне и кивнула.
– Не, не наша. Пришла с бабами, один день
всего тут, сидела в библиотеке, меня за ней посылали, никогда до этого ее не
встречала.
– Ну-ну, – протянула женщина в
брюках, – двигай наверх, поговорим.
Отпустили меня лишь к обеду, поспать и поесть
не дали, в туалет, правда, отвели и водой напоили. Во время допроса я стояла
насмерть, твердила, словно молитву, одни и те же слова:
– Несколько лет замужем, детей нет,
услышала про монастырь с чудотворной иконой и решила попросить у бога милости.
В монастыре меня посадили в библиотеку, там и провела день, лишь один раз
прерывалась на обед. Ночью захотела в туалет, заплуталась в коридорах, попала в
спальню Устиньи, свалилась вниз, а потом, услышав, что в храм входят люди,
спряталась под скамейку, испугалась, что меня накажут.
В конце концов Наталья Николаевна, так
назвалась женщина, проводившая допрос, вздохнула и, записав все мои данные,
сказала:
– Езжайте домой, вас вызовут.
Ощущая себя побитой собакой, я кое-как
докатила до родного подъезда и мгновенно налетела на соседку Антонину.
– Послушай, – зашипела она, –
просто безобразие!
