– Нет. О главвраче лепрозория, севшей за
взятку, позабыли давно. К тому ж в стране произошли колоссальные изменения,
монастырь теперь процветает, верить в бога стало модным, к чудотворной иконе
идут не только верующие, но и политики, звезды экрана. Да посмотри «глянец», ни
одно интервью с так называемым общественно значимым лицом не обходится без
вопроса: «Верите ли вы в бога», на который следует страстный рассказ о
регулярных молитвах. Нас шатнуло в другую сторону, от тотального атеизма к
показной религиозности. Ясное дело, Епифания теперь имеет вес, с ней считаются
местные власти.
– Я не о том, как она получила комнаты,
это понятно. Но люди! Неужели никто не удивился возвращению Опары! А милиция!
Олег вздохнул.
– Ну насчет людей! Один умер, второй не
знал ничего об Опаре, третий нечто слышал, но не понял сути, четвертому на всех
наплевать. Живет себе старуха тихо, и бог с ней. Потом, не забудь, после
«воскрешения» Анастасия довольно долго обитала в монастыре, она уже совсем
пожилая, ее ровесники в основном поумирали, у молодых свои заботы, никому нет
дела до Опары, которую все вокруг за толщину кличут Квашня. Кстати, многие
считают кличку фамилией, оттого тебе и говорили пару раз: «Настя Квашня». Нет,
со стороны общественности опасаться нечего. Беда пришла из-за другого угла.
Примерно год назад в монастырь поздним вечером
постучалась женщина, с головы до пят укутанная в черное, лицо незнакомки
скрывала вуаль. Открывшей калитку монахине дама шепотом сказала:
– Больна я сильно, зараза кожу ест,
сказали, мать Епифания поможет, травы имеет.
– Настоятельница почивает, – ответила
монахиня, – до завтра подождите, можете переночевать в обители.
– Хорошо, – кивнула дама, –
только Епифания меня великолепно знает и очень заругается, когда поймет, что
меня сразу к ней в спальню не привели.
Монахиня испугалась и вызвала Устинью, та,
оставшись с дамой вдвоем, спросила:
– Кто вы?
В ответ та приподняла вуаль.
– Не узнаете? – услышала
ошеломленная помощница матушки. – Оно и понятно, сколько лет прошло! Я
Юрий Еремин. Пошли к Епифании, дело есть.
Оказавшись в опочивальне, Юрий сразу взял быка
за рога. Сбежав с большой суммой денег, юноша не пустил средства по ветру,
сумел правильно распорядиться ими, получил образование, а после перестройки
ушел в бизнес, где преуспел. Сейчас Еремин очень богат, его дело налажено,
крутится без сбоев, все у Юрия есть: и дом, и машины, и жена в бриллиантах, нет
лишь власти, вот и захотел Еремин стать сначала депутатом, потом спикером
Госдумы, а там уж как фишка ляжет.
Одна беда, выборы через год, летом, но шансов
победить на них у Юрия очень мало. Еремин нанял всех специалистов: пиарщиков,
политтехнологов, консультантов, но проку от них чуть, только деньги берут.
Поломал Юрий сам голову и придумал фишку, она стопроцентно принесет ему
огромное количество голосов.
Епифания почти лишилась дара речи, когда
услышала, какая идея пришла на ум мужчине.
– Стану набожным, – вещал он, –
начну демонстративно службу посещать, откажусь от мяса, выпивки, а потом умру
и… воскресну в обители, на собственном отпевании, при огромном скоплении
народу. Свидетелей будет тьма, журналисты все перья сломают от восторга. Ну а
простой, верующий люд за мной пойдет, я же оказался Достойным воскрешения!
– Поди вон! – в несвойственной ей
резкой манере ответила Епифания. – Не бывать такому!
– Не горячитесь, матушка, –
улыбнулся Юрий, – не за Христа ради прошу, денежки дам немалые. И потом,
представляете рекламу монастырю? Да со всего мира сюда народ бросится!
– Нет.
– Только не прикидывайтесь белым
лебедем, – обозлился Юрий, – очень хорошо знаю, как мой больной отец
на свободу вышел! За деньги.
– Тихо дело уладили, – ответила
Епифания, – без шума, а ты вон чего задумал!
– Эка невидаль, вечно монастырские народ
обманывали, – усмехнулся Юрий.
– Достойные воскресали лишь в тот момент,
когда обители грозила опасность! Это крайнее средство для спасения монастыря.
– Охо-хо, матушка! Я столько могу вам
неприятностей причинить, – гадко улыбнулся Юрий. – Ладно, обломается
мне с выборами, знаете, как поступлю? Продам бизнес, куплю дом в другой стране,
отправлю туда жену и дочь, а сам накануне отъезда пойду в парочку газет или на
телевидение да всю эту историю им и продам. Про лекарство, воскрешение,
лепрозорий, наш побег. Про то, что обитель верующих с незапамятных времен
дурит, про то, как вы за деньги прокаженных в мир выпустили. Да много чего
наболтать можно! Ну, к примеру, про мать Макарию, она вам кто? А?
Епифания похолодела. Ну откуда Юрий узнал
тайну? А Еремин, словно подслушав мысли настоятельницы, ответил на незаданный
вопрос:
– Мать Устинья по ночам в своей келье
молится, голос у нее громкий, пока о всех грехах не вспомнит, не успокоится.
Вечно она повторяла: «Помилуй мать Макарию за грех рождения Епифании». Я же в
монастыре пару месяцев провел, пока выздоровел окончательно, ядовитая у вас
отрава, хуже наркотиков выходит, крючит всего и ломает потом. Ну в себя пришел
и начал по обители шастать, нехорошо, наверное, да какой мой возраст был,
восемнадцать едва стукнуло, вот и лазил везде. Много чего увидел, в частности,
лесенку из храма, что в шкаф Устиньи ведет, сколько раз там ходил, нравилось уж
очень. Вот и наслушался ее раскаяний! Конечно, прямых доказательств у меня нет,
только они, матушка, и не нужны. Журналистам слов хватит. То-то лай поднимется!
Натуральный конец обители придет, не отмоетесь, или, как теперь модно говорить
стало, потеряете имидж. Так что решайте, мать Епифания, но только, на мой
взгляд, выбора у вас нет.
– Тебя, ирода, Господь накажет, –
только и сумела вымолвить настоятельница, – гореть тебе после смерти в
адском котле.
– Может, оно и так, – гадко
ухмыльнулся Юрий, – но лучше уж оказаться в аду, нагрешив как следует,
хоть понятно, за что маешься. Буду на сковородке жарится и депутатство
вспоминать. Власть, матушка, круче денег, уж вы-то сей факт лучше многих
знаете. Или неверно говорю?
