Майкл сжал губы.
— Между прочим, я ходил отпирать двери, чтобы нести тебя в твою комнату, — сказал он ледяным тоном. — Однако, раз ты в состоянии оплевывать меня, ты вполне можешь сама туда подняться!
Он быстро пошел к освещенному крыльцу, и Сара опять почувствовала себя ужасно. Она должна была понять, что он ее никогда бы вот так одну не оставил. Это совсем на него не похоже. Уж в том, что он может быть заботливым, она имела возможность убедиться.
В подавленном настроении она вышла из машины, закрыла дверцу и медленно пошла к дому. На лестнице и в библиотеке горел свет, и она без колебаний остановилась у открытой двери. Майкл наливал себе бренди, и она, чтобы привлечь его внимание, кашлянула, но он лишь скользнул по ней взглядом и вопросительно поднял брови.
— Простите меня, — сказала она. — Простите меня за… за то, что я сейчас с вами так говорила, и за то, что была груба с… с миссис Мортон.
Воцарилось молчание; Майкл поднял стакан к губам и отпил глоток. Когда он повернулся, все еще держа стакан в руках, она замерла, но он просто сказал:
— Значит, все в порядке.
— Правда? — Сара сомневалась. Ей было безразлично, как он сейчас на нее смотрит — как на провинившегося ребенка, которого он готов ублажать. — Так вы… вы принимаете мои извинения?
— Да.
— Что-то не похоже.
— Извините.
Сара надулась.
— Это пустая фраза.
— Вот именно.
Когда до нее дошел смысл его слов, она почувствовала себя ничтожной. Сейчас в его глазах не было ни капли жалости и сочувствия, и, судя по стакану бренди у него в руках, он собирался утешиться совсем другим образом. Но все-таки она должна сделать еще одну попытку.
— Я сама не знаю, что на меня нашло, — твердила она, пряча руки в манжеты дубленки. — Я никогда так… так…
— Забудь об этом!
— Как я могу?
— Я думаю, очень даже сможешь. — Он опустил глаза. — Когда тебе нужно, ты все запросто забываешь.
Сара сжала кулаки.
— Что вы хотите этим сказать?
Он сверкнул глазами, но потом устало покачал головой.
— Ничего. — Он вздохнул. — Ничего, иди спать. Увидимся утром.
Глава 8
Сара долго не могла заснуть. Она ворочалась в постели, мучаясь от стыда и обиды, и все яснее осознавала, что оставаться здесь больше невозможно. Днем она еще могла обманывать себя, что в состоянии справиться с ситуацией, но ночью, лежа без сна в темноте, понимала, что играет с чувствами, управлять которыми не в силах. А ей необходимо управлять ими. Она любит Майкла, это совершенно очевидно, но не может сказать ему об этом. Ей нужно как-то собраться с силами и уехать, пока она еще в состоянии противиться абсолютно невозможному желанию полностью подчиниться воле Майкла.
Вот бы Диана посмеялась, если бы узнала, что Сара натворила. Эгоистичная, равнодушная Диана, которая обманом послала ее сюда, способная пожертвовать кем угодно, только не собой, для достижения своих целей. Неужели она не думала о последствиях? Почему она не звонит, не пишет, чтобы узнать, что происходит? Или она думает, что из ее затеи ничего не вышло, и не дает о себе знать, чтобы не возбуждать лишних подозрений?
С такими мыслями трудно было уснуть. Стоило Саре подумать, что завтра утром надо уезжать, как ей становилось невыносимо больно. Ее мучили воспоминания о том, как Майкл вел себя, когда обнаружил ее таблетки и услышал ее объяснения, и она не могла не пытаться довести эту мысль до логического конца. Он сказал, что его не пугает астма, а что бы он сказал, если бы узнал, что она неполноценная женщина, инвалид, как жена его отца, о которой он отзывается весьма пренебрежительно?
В конце концов Сара забылась и проснулась в начале восьмого от птичьего гомона. Хотя у нее была очень удобная кровать и было еще довольно рано, спать больше не хотелось, и она решила спуститься и заварить себе чай, пока миссис Пенуорти не пришла готовить завтрак.
На кухне было прохладно, чайник скоро вскипел, и, пока заваривался чай, Сара стояла, прислонившись к сушилке для посуды, и глядела в запущенный сад. Между корней старого вяза пробивались поздние желтые нарциссы, и живая изгородь быстро зеленела. Скоро все зацветет, и лето украсит своими пышными одеждами этот уголок Корнуолла. Тогда и океан не будет выглядеть таким грозным, только скалы там, внизу, будут по-прежнему таить в себе опасность. Наверное, плавать можно в той бухте, думала она и завидовала Майклу, который запросто лазит по скалам. Впрочем, Майкл, наверное, не останется здесь до лета. Ведь он говорил, что живет теперь в Португалии, и, вполне вероятно, его двоюродная бабка найдет ему там жену, как ее родители нашли жену его деду.
Эти неприятные мысли опять вернули переживания минувшей ночи. Пытаясь отогнать их, она отвернулась от окна, стала наливать себе чай и почти обрадовалась, когда ошпарила пальцы и почувствовала чисто физическую боль. Сара взяла чашку и пошла к себе в комнату, придерживая полу халата, когда поднималась по лестнице.
Проходя мимо комнаты Майкла, она остановилась. Может, он хочет чаю, сказала она себе, чтобы как-то оправдаться, хотя в глубине души отлично понимала, что ей просто хочется его видеть. Он наверняка еще спит, и поэтому если она откроет дверь, то сможет спокойно, не стесняясь посмотреть на него.
Держа в руках чашку с чаем, она повернула ручку, и тяжелая дверь подалась внутрь. Она прекрасно помнила эту комнату: здесь она провела ту первую, роковую ночь.
Хотя сквозь щели в шторах пробивались лучи солнца, в комнате было довольно темно, но Сара сразу поняла, что Майкл еще спит. Он лежал на спине, закинув руки за голову, укрытый до пояса, но Сара не сомневалась, что он спит голый; она смотрела на темные волосы на его груди, которые, сужаясь, стрелой спускались вниз, к животу. Кровь быстрее побежала у нее по жилам, тревожно забилось сердце. Если бы, думала она, робко подходя ближе и глядя на очертания его сильных ног, если бы…
— Чем обязан твоему визиту? — раздался вдруг резкий голос Майкла. Сара от неожиданности вздрогнула, подняла голову, и чашка задрожала на блюдце. Оказывается, он уже проснулся и смотрел на нее с плохо скрываемой враждебностью.
— Я… я… — мямлила она, пытаясь придумать подходящий повод, и, взглянув на дрожащие пальцы, вспомнила о чашке с чаем. — Я… я принесла вам чай!
— Ах, чай! — Он резко сел, не заботясь о том, что покрывало при этом спустилось совсем низко. — С чего это вдруг?
— Я… — Сара с трудом сглотнула, — а что еще, по-вашему, мне делать у вас в комнате в такой час?! — запальчиво воскликнула она и оглянулась. Дверь по-прежнему была приоткрыта, и она почувствовала себя чуть увереннее. — Вы… хотите чаю?
— Хочу. Почему бы и нет? — усмехнулся Майкл. — Раз ничего другого мне не предлагают.
Облизнув пересохшие губы, Сара подошла ближе, держа чашку перед собой, как щит. Лишь бы он наклонился и взял у нее чашку. Тогда ей не придется подходить к кровати. Но он не двинулся с места. Он ждал, пока она подойдет, и только тогда взял из ее слабых пальцев чашку.