Слава Богу, разговор велся на английском – правда, Мазура
пару раз так и подмывало, чтобы окончательно расставить точки, перейти на
русский и посмотреть, как старик отреагирует. В конце концов, почему бы
сыну хорватского эмигранта не знать русского? Выучился где-нибудь у
братьев-славян, таких же перекати-поле... Хорвату русский выучить гораздо
проще, чем, скажем австралийцу... Нет, рискованно.
– Значит, вы были офицером, мистер Пушкин? – вежливо
осведомился он.
– Бог ты мой, это было так давно... Самому уже не верится.
Морским офицером, Джонни, заметьте, – старик горделиво выпрямился. –
Лейтенантом императорского флота. Я как раз был произведен в офицеры, когда
грянула революция и пришли большевики...
«А ведь не сходится, старый хрен! – торжествующе
возопил про себя Мазур. – Как писали классики, никак не может тебе быть
столько лет! Хоть ты лопни!»
Он сам был из потомственной морской семьи, и прекрасно знал
иные тонкости. Если старик в семнадцатом был выпущен лейтенантом, лет ему
должно было быть не менее двадцати – а на практике и поболее. Исключения
маловероятны. Значит, родился он... Точно, не складывается!
– А сколько же вам лет? – спросил он с видом крайнего
простодушия. – Потому что я бы вам дал не более семидесяти...
– Увы, увы... – грустно усмехнулся господин
Пушкин. – Восемьдесят два, Джонни, как ни прискорбно...
«Точно, брешет, – подумал Мазур. – Восемьдесят два
– значит, с девятьсот четвертого... И ты, старинушка, будешь мне тут вкручивать,
что тебя могли выпустить лейтенантом в тринадцать годочков? Ищи дураков в
другом месте...»
– Знаете, я тоже когда-то мечтал стать морским
офицером, – сказал он доверительно. – Не получилось... Великолепная
форма, сабля на боку...
– Девушки млеют, – фыркнула сидевшая в сторонке
Наталья.
– Не без этого, – серьезно согласился Мазур. – Уж
никак не без этого. А что в этом плохого, собственно? Господин Пушкин, вы меня
поймете...
– Ну конечно, конечно! – оживился старикан. –
Помню, как мы гуляли по Петербургу – сапоги начищены, как зеркало, погоны сияют
золотом, сабля на боку...
«Сапоги у морского офицера? – покривился про себя
Мазур. – Очень оригинально... При парадной форме? Вне строя?»
– Сейчас я вам покажу... – старик поднялся и скрылся за
дверью в соседнюю комнату.
– Он тебя не утомил? – тихонько спросила Наталья,
сидевшая в глубоком кресле в крайне грациозной позе. Судя по ее взгляду,
определенно намекала, что они могли бы провести время гораздо интереснее. Ножка
на ножку, юбка символическая, блузочка в тропическом исполнении...
Старательно задержав на ней жаждущий взгляд, Мазур пожал
плечами:
– А что поделать, если мой визит с самого начала стал жутко
официальным...
– Ничего, я его сейчас спроважу, – пообещала она с
лукавой и многообещающей улыбкой.
Вошел господин Пушкин, бережно и чуть ли не благоговейно
держа перед собой на вытянутых руках саблю в ножнах. Остановившись навытяжку,
протянул ее Мазуру:
– Вот, полюбуйтесь, Джонни. Единственное, что удалось спасти
во всех перипетиях и странствиях...
Поднявшись из кресла, сделав соответствующее торжественному
моменту лицо, Мазур осторожно взял у него саблю, стал разглядывать с
неприкрытым восхищением. Мысли его, правда, были абсолютно противоположны
выражению лица...
Хорошая сабля, сразу видно, настоящая. Отлично сохранилась.
Одна беда – моряк при государе императоре никак не мог бы такую саблю
носить. Пехотинец – запросто. Классическая офицерская пехотная сабля... с
вензелем императора Александра Третьего, что характерно, неопровержимо
свидетельствовало: именно в его царствование владелец сабли получил первый
офицерский чин. Так-то...
А впрочем, это ни о чем еще не говорило. Даже сейчас можно
подыскать убедительное объяснение: ну, скажем, господин Пушкин и в самом деле
происходил из Российской империи, в самом деле воевал у белых, а потом
эмигрировал и немало постранствовал по свету. Все до одной реликвии славного
прошлого он в этих скитаниях растерял, но душа жаждала материальных следов
лихой юности – вот он и повесил на стену что смог достать. Благо профаны вроде
кладоискателя Джонни в жизни не заметят несоответствия... Одно ясно: Мазура они
считают кем угодно, только не русским разведчиком, иначе не стали бы
подсовывать такую туфту...
Он бережно вернул саблю хозяину. Наталья вкрадчиво просила:
– Дедушка, милый, ты не забыл, что тебе пора...
– Ну как же, как же! Спасибо, что напомнила...
Показалось Мазуру или обе реплики в самом деле прозвучали с
некоторой фальшью, словно в исполнении не самых лучших актеров на свете? Но ему
оставалось плыть по течению – в надежде, что замаячит какая-то определенность,
вынырнет нечто новое...
Наталья грациозной козочкой прянула к окну, посмотрела вниз,
на тихую улицу. Обернулась, улыбаясь облегченно, пронеслась через комнату и
повисла у Мазура на шее. Интересно, подумал он, глянув через ее плечо на
доступный взгляду кусочек улицы, на месте ли пресловутые кубинцы? Будем
надеяться, что Лаврик знает, как лучше всего поступить...
Наталья, не теряя времени, потянула его за рукав в сторону
другой двери, и Мазур, конечно же, подчинился. Коротенький коридор, невысокая
лестница на первый этаж – и они оказались в уютной девичьей спаленке, куда
Мазур вошел без всякого смущения, поскольку в подобных местах бывал не раз, да
и с хозяйкой светелки они, если рассудить, были не чужие, после известных забав
на палубе «Черепахи».
– Выпьешь чего-нибудь?
– Ну конечно, – сказал Мазур. – Что за
кладоискатель без стакана в руке, особенно когда он – в женской спальне?
Наталья отошла к небольшому бару, мимоходом слегка отдернув
занавеску на окне, хотя логичнее было бы поступить как раз наоборот. Стукнула
дверка бара...
Мазуру помогла профессиональная реакция.
Он успел увернуться от летящей в голову бутылки, посланной с
силой и метко, но и она с жутким звоном разлетелась вдребезги, ударившись о
стену. Следом полетели два бокала – но их он отбил уже без всякого труда –
локтем, ребром ладони. Бокалы точно так же звонко рассыпались, теперь
полкомнаты оказалось усыпано стеклянным крошевом.
«Какого черта?» – возопил он мысленно, уже соображая, что,
похоже, началось, пусть и неизвестно что...
Наталья, золотце обаятельное, отскочив в угол, обеими руками
рванула на себе блузку, вмиг превратив себя в полуголое растрепанное создание,
и кинулась на Мазура, выставив вперед руки с растопыренными пальцами. Ни черта
в ней не осталось от скромной красоточки – мисс Фурия, мать ее...
Мазур без особого труда уклонился, спасши физиономию от
удара десяти коготков, легоньким толчком локтя мастерски подбил атакующую
фурию, изменив ее направление движения и скорость. Она прямо-таки впечаталась в
угол, и испустила пронзительный визг. Мазур прекрасно знал, что особой боли ей
не причинил – но она все равно орала, словно кожу сдирали живьем.
