Во всем этом деле попросту нет промежуточных стадий,
«некоторых успехов», «продвижения в определенном направлении». Либо они
отыскали наконец эту штуку, либо не нашли ее до сих пор. Именно так и выглядит
диспозиция...
Он стащил наконец гидрокостюм, бросил его у борта и присел
рядом на корточки, чувствуя себя премерзко. Викинг, как человек опытный, давно
уже понял, что очередное погружение снова не принесло ни малейших
успехов, – и деликатно отвернулся, глядя в море. Равным образом и Крошка
Паша, повернувшись спиной, возился в крохотной рубке, чем-то гремя без всякой
надобности... Над суденышком, над сверкавшим в лучах заходящего солнца
миллиардом искр флибустьерским дальним синим морем витало тоскливое уныние, и
хуже всех было Мазуру, отцу-командиру. В подобных случаях командира
покусывают двойные угрызения совести: как-никак на месте топталось не какое-то
абстрактное, а вверенное именно ему подразделение. Таковы уж нюансы и тонкости.
Плевать, что нет его личной вины. Его подразделение не могло похвастаться
успехами, и точка. Впору тоскливо взвыть.
Он решительно поднялся, делая вид, что просто отдыхал
минутку. Негоже подчиненным лицезреть полководца, изображающего собою
аллегорическую фигуру пессимизма, повернулся к рубке и, как ни в чем не бывало,
четким командным голосом распорядился:
– Возвращаемся в порт.
Команда была совершенно не уставная, но следовало учесть,
что все они изображали совершенно штатских типов, не имевших никакого отношения
ни к советскому военно-морскому флоту, ни вообще к Советскому Союзу.
А посему Крошка Паша столь же неуставным образом кивнул, выбрал якорь,
включил движок и круто переложил штурвал. «Ла Тортуга», развернувшись куцым бушпритом
к норд-норд-весту, легла на курс, которым наверняка проходил в стародавние
времена какой-нибудь флибустьер.
Мазур так и стоял у планшира, бездумно глядя в море. Слева
показались какие-то морские птицы, опять-таки неизвестные ему по именам, но уж
безусловно не чайки и не альбатросы. От безнадежности – и из присущего морякам
суеверия – он охотно взялся бы погадать по их полету, будет ли удача, но
представления не имел, как именно это делали древние эллины.
Рядом объявился Мозговитый, постоял немного молча, не
поворачиваясь к Мазуру, глядя в том же направлении. Потом произнес обычным
своим сварливым тоном, удивительным образом вмещавшим всю вселенскую скорбь:
– Вообще-то у нас хватило бы времени, чтобы отработать еще
один квадрат.
– Боюсь, что нет, – с величайшим терпением сказал
Мазур. – Не успели бы. У меня ясный и недвусмысленный приказ: не
задерживаться в этих местах, возле того островка, в темное время. Там шныряют
контрабандисты, а с ними сталкиваться не стоит.
– Контрабандисты? – покривил губы Мозговитый. –
Полагаете?
– Я ничегошеньки не полагаю, – тем же ровным тоном
сказал Мазур. – Я всего-навсего скрупулезно следую полученным инструкциям.
Охотно верю, что вы привыкли к другому стилю общения, к дискуссиям, обсуждениям
и спорам, но у военных, уж не взыщите, все обстоит совершенно иначе.
Я делаю то, что мне приказывают. И ни за что не сделаю того, что мне
приказано не делать.
– Понятно, – протянул Мозговитый, удивительным образом
ухитрившись вложить в эту нехитрую реплику массу оттенков, все, как один,
неприятные для Мазура.
Однако больше ничего не сказал, и на том спасибо – стоял,
опершись на планшир, уныло глядя в море и временами печально вздыхая, словно
тень отца Гамлета. Явно демонстративно, в адрес Мазура. Как будто Мазур
украдкой работал на ЦРУ и делал все, чтобы сорвать поиски.
С этим типом, приданным, засекреченным инженером из
какого-то засекреченного института, у Мазура не заладилось с самого начала. И
дело тут было отнюдь не в том, что Мозговитый, как его про себя окрестил Мазур,
был штатским, а остальные истоптали дюжину пар сапог и истрепали дюжину пар
погон. Дело в самом Мозговитом. Он оказался не только невероятно занудным, но и
чертовски правильным. Изволите ли знать, он, не будучи ни военным, ни
разведчиком, тем не менее совершенно точно знал, как следует себя вести
советским спецназовцам, выполняющим вдали от Родины серьезное задание. И, с его
точки зрения, Мазур вел себя совершенно неправильно – о чем Мозговитый пару раз
с кислой миной заявлял вслух, а чаще всего демонстрировал молча неприкрытое
удивление. Особого вреда от этого не было, но настроение портило регулярно, как
Мазуру, так и остальным.
Что поделать, они молчатерпели. За годы службы приходилось
сталкиваться со сподвижничками и похуже, навязанными свыше. Хорошо еще, что
этот насквозь правильный субъект не стремился пока что устраивать
политинформации и партийные собрания и не порывался до сих пор написать от
имени всей группы письмо с одобрением исторического антиалкогольного указа...
Покосившись вбок, на молчавшего Мозговитого, – было в
его безукоризненном профиле нечто древнеримско-фанатичное – Мазур сказал
без выражения:
– Кто его знает, быть может, мы работали бы ревностнее, знай
точно, что именно ищем...
– Я же вам объяснял. Объект блюдцеобразной формы с
выступающими частями, больше всего напоминающими овальные баллоны, несколькими
винтами и линзами.
– А конкретнее?
– В данный момент это все, что вам следует знать, –
сказал Мозговитый без тени превосходства, с тем же занудством. – Думаю, вы
и по такому описанию сможете отличить наш объект от старой железной рухляди...
Или я неправ?
– Вы совершенно правы, – сказал Мазур, охваченный
несбыточными мечтаниями: как славно было бы влепить молодчику в ухо...
И тут же подумал, что сейчас он, вполне может оказаться, был
все же несправедлив к собеседнику. Не исключено, что Мозговитый просто-напросто
прошел не менее суровый инструктаж, нежели Мазур. Не исключено, ему
категорически запрещено делиться какими бы то ни было подробностями. Так
частенько бывает: каждый знает ровно столько, сколько ему, по мнению
вышестоящих, положено, и точка. А это несколько меняет дело. Но все же не
делает Мозговитого более приятным спутником, его характер – это нечто
врожденное, а никак не следствие секретных инструктажей...
«А, плевать, – подумал Мазур. —Когда-нибудь и эта
экспедиция кончится, как другие до нее. Мне с ним не детей крестить».
И все же он не удержался от мастерского удара, нанесенного
профессиональной сноровкой. Спокойным, ровным голосом, не поворачиваясь к
собеседнику, произнес:
– Вообще-то, если подумать как следует, это все ваша
недоработочка, дорогой товарищ инженер.
– То есть?
Самым ангельским тоном Мазур продолжал:
– Если бы вы там у себя получше работали, сами бы, первые
придумали в точности такую штуковину. И не пришлось бы мне пупок надрывать,
чтобы ее утащить из-под носа у америкосов...
Он замолчал и с невинным видом уставился в море, краешком
глаза следя за реакцией собеседника. Ухмыльнулся про себя, отметив именно ту
реакцию, какой ожидал: Мозговитый прямо-таки взвился, словно ему всадили шило
пониже спины, форменным образом зафыркал, как рассерженный кот:
