Он стоял перед Мазуром, едва заметно улыбаясь, взгляд его
был ясен, чист, светел, а лицо озарено, просветлено, исполнено неземной
благодати – хоть ангела господня с него пиши для иконы. В голове у Мазура
понемногу рождалось нечто сродни озарению. Он слишком хорошо знал, что означает
подобного рода выражение на физиономии старого приятеля, друга заклятого.
– Ах ты, чекистская морда... – сказал он
ошарашено. – Ты снова крутил комбинацию... Я по роже вижу.
– Мне ваши беспочвенные подозрения очень даже
странны, – ханжеским тоном сказал Лаврик с оскорбленным видом седоусого
служаки, облыжно обвиненного в том, что он злодейски пропил полковое знамя.
– С-сука, – сказал Мазур. – Тварь. Прохиндей. Ты
крутил комбинацию – моим горбом...
– Ну, вообще-то я не обязан перед тобой отчитываться, –
сказал Лаврик уже нормальным голосом. – Но, поскольку ты человек надежный
и зарекомендовавший себя... Крутил, извини. Нужно смотреть дальше своего носа.
Вы, ихтиандры бесхитростные, без затей режете глотки, а я обязан не только вас
при этом оборонять от козней вражеских, но еще и комбинации крутить... Ну да. Я
тебе всобачил микрофончик – импортная штучка, совсем крохотная, идеально
прилипает к любой поверхности... И через пару минут после того, как ты уехал на
грузовичке, мы туда нагрянули – я, вон тот компаньеро, – он кивнул в
сторону «Ла Тортуги», – и его барбудос. Состоялся сложный, душевный и
крайне результативный разговор. Твой Ричард, как ни был крут, пообещал работать
на нас – и будь уверен, пахать будет исправно и добросовестно. Крутые
парни – они сплошь и рядом еще и разумные... Так-то. Как говорится, под
давлением неопровержимых аргументов и улик... Вытаскивать тебя оттуда было бы
слишком простым решением. Жизнь требовала комбинаций посложнее. Нужно было
освоить некий участок – и мы его освоили. И при чем тут наши с тобой
переживания? Кого интересуют эмоции, когда речь идет о деле?
– Меня же сто раз могли там угрохать, – сказал Мазур.
– Не могли, – ответил Лаврик. – Не для того тебя
так старательно учили, не для того над тобой бились лучшие специалисты, чтобы
ты дал себя прихлопнуть каким-то вшивым гангстерам... Ведь, по большому счету,
не ухлопали же? А польза вышла нешуточная. Те, кому надлежит, еще такой урожай
снимут с этой веревочки, что ты, простая душа, и представить себе не можешь,
может быть, и я тоже... Разобиделся?
– Не дождешься, – угрюмо сказал Мазур.
Ни злости, ни обиды у него и в самом деле не было.
Притерпелся уже к Лавриковым штучкам. И, самое главное и самое печальное,
прекрасно его понимал, как бы дико это ни казалось. Лаврик был сугубый
профессионал, и когда начиналось дело, у него где-то внутри щелкал невидимый
миру тумблер, отключавший все человеческое – как и у самого Мазура при других
обстоятельствах... Глупо и неразумно сердиться на человека, стремящегося
сделать свою работу – пусть даже при этом тобой сыграли втемную. Обычный
человек отшатнулся бы от таких рассуждений в ужасе и омерзении, пылая
благородным возмущением – но они-то с Лавриком были надежно и качественно
искалечены своей профессией...
– А как же наш подводный луноход? – спросил он
язвительно.
– Ничего ему не сделается, – сказал Лаврик. –
Плюс-минус сутки... Сам же видишь, перерывчик вышел небольшой, как и
рассчитано. А в общем начальство, конечно, торопит. Где-то там, – он
неопределенно повел рукой, указывая на океан, – обретается подводная
лодка... Не наша, кубинская. Для надежности аппарат погрузим прямо на нее, он
слишком большой, чтобы тащить его сюда, в город. Вот только... – он вновь
повернулся к морю, лицо стало озабоченным. – Если эта хренотень усилится,
завтра в море не выйдешь.
– Да уж, – согласился Мазур, глядя на затянутое серым
небо. Налетавший ветер уже не на шутку раскачивал и трепал верхушки пальм,
гонял по пирсу обрывки газет и пустые банки.
– Меня терзают угрызения совести, – сказал Лаврик
вполне веселым тоном. – Я, правда, перед тобой ужасно виноват...
Хочешь литр виски в качестве моральной компенсации?
– Ни хрена, – сказал Мазур. – У меня есть
идея получше. Найди мне в городе местечко, где можно взять напрокат смокинг
моего размера – и считай, что мы квиты, я все прощу...
Глава 2
Мишура светской жизни
– Я себя чувствую форменным идиотом, – честно и
откровенно признался Мазур, вертя пустой бокал. – Кто же знал...
– Не переживай, – сказала Ким. – Мне во всяком
случае ты сделал приятное. Честное слово. Получилось очень даже стильно. Ты,
правда, импозантно выглядишь. Меня уже кое-кто спрашивал с уважением в голосе,
что это за парень – не дипломат ли, не здешний ли министр...
– А ты?
– А я загадочно улыбалась, – сказала она. – Отчего
они еще больше отвешивали челюсти... Извини, я поговорю с тем вон старым
хреном, нужно же хозяйке о важных гостях позаботиться...
Она подмигнула и направилась к кучке гостей, окруживших
какого-то мрачного пожилого типа, торчавшего в уголке с таким видом, словно он
шел на молитвенное собрание и был ужасно шокирован, попав на развеселую пьянку.
На нее оглядывались, она и в самом деле выглядела великолепно – в черном
вечернем платье, раскрасневшаяся, успевшая пропустить пару бокалов.
Мазур остался стоять в другом углу, в своем дурацком
смокинге. Бесшумно подкравшийся пожилой местный тип в красном пиджаке и с
черной бабочкой проворно наполнил его бокал. Судя по нешуточной сноровке, он
был из нанятых на сегодняшний вечер профессиональных официантов из какого-то
городского заведения.
Пришлось изрядно пригубить – не пропадать же халявному добру?
Почти сразу же, заявившись в «проклятую гасиенду», Мазур
убедился, что свалял дурака, проявив то ли невежество, то ли наивность.
Поскольку он один-единственный из полусотни гостей оказался в смокинге.
Половина дамочек, правда, щеголяла в вечерних платьях – но вот мужская половина
приглашенных красовалась в самых обычных костюмах, главным образом белых, а
кое-кто и вовсе по-простецки – в джинсах и футболке.
Ничего удивительного, что на Мазура украдкой оглядывались –
правда, без малейшей насмешки, вполне уважительно, но все равно он выглядел
здесь белой вороной.
Что поделать, хотелось соответствовать. Он-то полагал, что
все будет, как в том самом голливудском кино: белые нежные манишки, бабочки,
фалды... Жизнь безжалостно разнесла вдребезги взлелеянные импортным
кинематографом штампы. По сути это была обычная вечеринка: гремела музыка,
гости толпами слонялись по дому, гомонили, хохотали, плясали. Никаких тебе
бокалов с шампанским и чинных бесед. Как он ни присматривался, не отыскал ни
одного, к кому бы подходил эпитет «светский». Самая обычная публика,
собравшаяся похлебать виски на халяву. Какие-то штатовские знакомые Кимберли,
явно не из миллионеров и сенаторов, знакомые знакомых, вообще непонятно кто – и
добрая дюжина местных репортеров, которых сразу удавалось опознать, потому что
они расхаживали с видом изголодавшихся гиен, озабоченные тем, чтобы и выпить
как следует, и высмотреть или услышать нечто, способное хотя бы отдаленно сойти
за сенсацию.
