Среди них – в чем не было ничего удивительного – обнаружилась
и Наталья свет Пушкина. Узрев Мазура, она сначала не на шутку испугалась, вид у
нее был такой, словно Мазур сию секунду собирался отпилить ей голову ржавой
пилой. Потом она чуточку успокоилась, но все равно старательно держалась
подальше, глядя испуганно-затравленным взором то ли раненой газели, то ли
умирающего лебедя. Сначала Мазур хотел завязать с ней непринужденную светскую
беседу и посмотреть, как будет извиваться, но тут же передумал – противно было,
вот и все...
«Проклятая гасиенда», увиденная изнутри, оказалась, как и
следовало ожидать, абсолютно ничем не примечательным, скучным домом с
рассохшимися полами, громоздкой старой мебелью и потемневшими портретами на
стенах, выполненными отнюдь не мастерами кисти. Изображали они опять-таки ничем
не примечательных людей: мужчины со скучными физиономиями мелких чиновников,
бабы с рожами кухонных сплетниц. По крайней мере, именно так обстояли дела на
первом этаже, который с появлением Кимберли кое-как привели в порядок, очистив
от паутины и пыли. Второй остался в неприкосновенности, но Мазур подозревал,
что там то же самое. Время от времени кое-кто из гостей, хохоча и заранее
настраивая себя на жуть, удалялся туда по скрипучей лестнице, но вскоре
возвращался с разочарованным видом. Иные парочки, правда, исчезали надолго, но
вряд ли стоило подозревать в этих исчезновениях потусторонние силы.
Одним словом, Мазуру происходящее больше всего напоминало
танцевальный вечер в окраинном Доме культуры – сходство порой было такое, что
оторопь брала. Разве что здесь обходилось без матов и кулачных потасовок –
хотя, судя по иным, могло и тут до этого докатиться...
Мазур ничего не имел бы против своего собственного участия в
этой народной забаве – разумеется, при условии, что противной стороной окажется
сеньор Аугусто Флорес. Каковой появился буквально через пару минут после
Мазура, в белоснежном костюме при умопомрачительном галстуке. И, что
характерно, снова с пушкой под полой – ну, никаких манер у человека, в хлеву,
должно быть, воспитывался, если на устроенный звездой Голливуда прием со
стволом приперся...
Мазуру этот субъект категорически не нравился. Бывает такое:
возникнет неведомо откуда стойкая антипатия, вот и все. Судя по взгляду
Аугусто, Мазур у него вызывал схожие чувства. Но оба по некоему неписаному
уговору держались поодаль друг от друга, и столкновения не последовало.
А там хлыщ и вовсе куда-то запропастился.
Зато объявилась парочка знакомых, ничуть не вызывавших
антипатии – лорд Шелтон с меланхоличным лягушатником Дюфре. Как обычно, лорд
выглядел мелким клерком в помятом костюмчике, зато мусью сверкал лаковыми
штиблетами и щеголял при безукоризненной темно-синей паре самой натуральной
бабочкой, темно-красной, в белый горошек. Не смокинг, конечно, но Мазур, узрев
француза, чуточку воспрянул духом – теперь их было двое в бабочках – официанты,
разумеется, не в счет. Положительно, с явлением Дюфре светскость мероприятия
укрепилась...
Веселья, правда, не прибавилось. Помянутые полсотни гостей
толкались в большом зале, прилегающем к нему зальчике поменьше, вокруг столов,
уставленных всем необходимым, а часть давно переместилась во двор, где тоже
стояла парочка столов под тремя большими светильниками и тянулась меж пальмами
цепочка крохотных разноцветных лампочек. Никто, строго говоря, сборищем не
руководил, не нашлось хорошего тамады, и вечеринка разбилась на множество
группочек – если пользоваться военными аналогиями, классическое средневековое
рыцарское сражение, распавшееся на кучу поединков...
Понемногу Мазуром овладевала скука смертная, и он уже плохо
представлял, зачем, собственно, сюда заявился. Совершенно ничего интересного,
даже не выпало случая потанцевать с Кимберли или просто поболтать. Пару раз его
пытались брать на абордаж подвыпившие дамочки – одна страшная, как смертный
грех, другая очень даже ничего, – но он решил не размениваться на
пошлости. Где-то в глубине души еще сохранялась магия волшебного слова «прием у
кинозвезды». Вот и дурак. Насмотрелся в дальних странствиях голливудской
фигни... Ничего отдаленно похожего.
Лорд Шелтон задумчиво озирался, прищуренным взором опытного
охотника выбирая легкую добычу. Карманы его мятого пиджачка оттопыривались от
совершенно достоверных фотографий. Мазур на всякий случай отошел
подальше – прекрасно знал уже, что бывает с попавшим к лорду в лапы
бедолагой. Раньше, чем через два часа, не вырвешься...
– Ну, парень, ты вообще хан! Шейх, чтоб мне лопнуть, из
сраных Эмиратов...
Мазур спокойно оглянулся. Перед ним ритмично раскачивался,
словно морская водоросль на глубине, мистер Билли Бат – уже не просто пьяный, а
нажравшийся совершенно по-советски, со съехавшим под левое ухо галстуком и
пронзительно пахнущим пролитым виски пиджаком.
– Мистер Бат? – светским тоном спросил Мазур. –
Примите уверения в совершеннейшем к вам почтении... Как ни больно мне это
говорить, но вы, сэр, вашим предосудительным видом, сдается мне, опошляете
прием... Совершенно уже не гармонируете с обществом, как ни прискорбно...
Он говорил все это без особой насмешки, просто-напросто
развлекаясь – Билли Бат был мужиком простым и безобидным, ярко выраженным
плебеем, вовсе не пытавшимся притворяться джентльменом. Вот с такими вполне
можно сесть в сторонке и, плюнув на лирические фантазии, совершенно по-русски
нажраться...
– Поди ты к черту, Джонни, – столь же беззлобно
отозвался мистер Бат, качаясь в медленном ритме. – И как у тебя язык
поворачивается этак краснобайствовать...
– Мои родители меня хотели видеть образованным
человеком, – сказал Мазур. – И заставляли читать толстые скучные
книги... Но я безжалостно обманул их ожидания, подавшись в искатели удачи.
– Понятно, – сказал Билли, еще более-менее
воспринимавший окружающую действительность. – Та же картина. А мои предки
из кожи вон лезли, чтобы я стал владельцем аптеки. По их глубокому мнению, это
было ужасно респектабельно – владелец аптеки. По крайней мере, в нашей дыре так
и обстояло... Этот хрыч Фентон был столпом... столпом респектабельности... И
знаешь, Джонни, иногда я думаю, когда особенно хреново – а может, старики
были и правы? Понесло придурка в Голливуд...
– По-моему, неплохой бизнес, – сказал Мазур.
– Ага! Когда умеешь быть помесью компьютера с крокодилом.
Смекаешь? А что делать, если из старины Билли не получилось означенной помеси?
Ни компьютера, мать его, ни крокодила... Вот так, Джонни. У тебя, по крайней
мере, есть твой галеон... Очень может быть, что он все же есть, точно?
– Лично я на это чертовски надеюсь, – сказал Мазур
серьезно.
– Вот... А у меня нет галеона. У меня есть Ким... Но
мало одной Ким, если нет компьютера и крокодила... – он смотрел глазами
побитой собаки и был не столь уж пьян, как сначала казалось. – Ты не
думай, Ким способная девочка, она вполне могла бы махнуть, – он сделал
волнообразное движение рукой снизу вверх. – Понимаешь?
– Вроде бы.
