Мазур решительно направился в их сторону, сам еще толком не
представляя, что намерен предпринять, и нужно ли вообще предпринимать что-то...
– Стой!
Он остановился, конечно – поскольку то ли в лоб ему, то ли
промеж глаз был нацелен тот самый трофейный револьвер. И рука Мозговитого
хоть и подрагивала, но все же не настолько, чтобы кургузый ствол ходил ходуном.
Мазур прекрасно знал такие лица – бледные, решительные. С таким лицом человек
предпринимает нечто заранее обдуманное, сжигает мосты, это не нахлынувшая
волна, не минутная истерика, ничего подобного... Лучше в таких случаях не
дергаться зря, пока ситуация не прояснится полностью. Потому что далеко для
броска...
Стоя на месте, прилежно разведя руки – и краешком глаза видя
рядом замершего Лаврика – Мазур сказал самым благожелательным тоном:
– Дерек, старина, не глупи. Не надо было тебе столько пить,
сам знаешь, не первый раз заклинивает...
– Стой на месте, сволочь! – сказал Мозговитый.
Его тон полностью соответствовал выражению лица – он не
кричал истерически, не особенно и повысил голос, спокойно, даже холодно цедил
слова. «Совсем плохо, – смятенно подумал Мазур, – как раз оттого, что
это не истерика, не срыв, это, без сомнения, претворение в жизнь чего-то
заранее задуманного...»
– Месье Дюфре, убедительно вас прошу, сбегайте за
полицией, – сказал Мозговитый, не отводя от Мазура ни ствола, ни жесткого
взгляда. – Я постараюсь их придержать... Это советские шпионы, понятно
вам?
Мазур в землю врос – до того все это было дико, неправильно.
– Ну, Дерек! – успокаивающе сказал Дюфре, по-прежнему
грустный, меланхоличный. – По-моему, вы переутомились, старина... Вы
ничего такого не употребляли? Это же ваши друзья, Джонни и Майк...
– Никакие это не Джонни и не Майк, – сказал Мозговитый,
прожигая взглядом упомянутых. – Это советские шпионы, ясно вам? Бегите за
полицией, что вы стоите? Я серьезно!
Дюфре с величайшим терпением сказал:
– Дерек, Дерек... Всякое случается. Мне лично думается, что
вы все же переусердствовали с травкой... Иногда, знаете ли, вокруг чудятся то
черти, то советские шпионы... Прямо-таки везде. Меня вы не считаете советским
шпионом?
– Да нет, конечно! – нетерпеливо вскрикнул Мозговитый.
– А зря, – только и сказал Дюфре.
В следующий миг... Мазур от удивления заморгал – никак
невозможно было предположить, чтобы низенький, в годах француз, скучный
коммивояжер по продаже то ли пылесосов, то ли кофемолок, смог в секунду,
молниеносно извернуться, взять стоявшего рядом Мозговитого на прием, вышибить
пушку, завалить наземь, надежно выкручивая руку, ребром ладони оглушить
безжалостно... И, тем не менее все это произошло на глазах Мазура, так и
оцепеневшего на своем месте. Зато Лаврик, не теряя времени и, такое
впечатление, ничему не удивившись, бросился вперед, проворно подхватил
револьвер, сунул себе в карман. Дюфре, как ни в чем не бывало, с натугой поднял
лежащего и абсолютно непринужденно повернулся к Мазуру:
– Что вы стоите? Быстрее! Тяжелый...
Опомнившись, Мазур ринулся вперед, подхватил тяжелое тело с
другой стороны, а там и Лаврик подключился. Француз с Лавриком тащили
бесчувственного куда-то за угол дома, и Мазур поневоле двигался в том же
направлении. Спросил только:
– Куда мы?
– Не тащить же через парадное! – пропыхтел
Лаврик. – В старые времена в таких особняках непременно полагался черный
ход, я с ходу озаботился изучить, когда мы сюда переехали...
И точно, на задворках дома обнаружилось второе крыльцо,
гораздо менее роскошное. Они протащили так и не пришедшего в сознание
Мозговитого опять-таки неизвестным Мазуру переходом, никого не встретив по
дороге, добрались до Мазуровой комнаты. Свалили ношу на постель. Мазур
прислушался – тишина. Дом был слишком большим, чтобы кто-то обратил на них
внимание...
Он встретился взглядом с Дюфре – и француз, усмехнувшись,
пожал плечами, словно обронил: «Бывает...» «Ах, вот оно что, – запоздало
посетило Мазура гениальное озарение. – Так, значит, это он и есть –
здешний резидент, незримый покровитель и координатор, боец невидимого фронта.
В обличье скучного, неинтересного, ровным счетом ничем не примечательного
торгаша-лягушатника... А впрочем, так оно в жизни и случается. В жизни хорошие
разведчики именно так и выглядят, а роковые красавцы, широкоплечие богатыри
обитают исключительно в кино...»
– Атас! – тихонько сказал Лаврик.
Мазур проследил его взгляд. У подножия холма стоял
полицейский микроавтобус с двумя синими и одной красной мигалкой на крыше, и по
тропинке к дому поднимались шестеро. Впереди спешил полицай в полной форме,
судя по причиндалам на погонах и на красных, на манер британских, петлицах,
какой-то чин. За ним гораздо степеннее вышагивал человек в штатском,
элегантный, со спокойными движениями субъекта, привыкшего распоряжаться и
повелевать. Следом шли еще четверо – не особенно и могучие на вид, обыкновенные
парни, одетые со студенческой простотой, с прическами вовсе не армейскими: один
щеголял роскошной бородищей и шевелюрой хиппи. И, тем не менее, Мазуру хватило
одного взгляда, чтобы угадать в них волкодавов. Свояк свояка видит издалека. У
каждого небольшая, но тяжелая сумка, ага...
– Спокойно, – сказал Дюфре. – Это что-то другое,
заявись они по вашу душу, все выглядело бы совершенно иначе...
– Да я и сам так думаю, – откликнулся Лаврик,
подобравшийся, впрочем, словно волк перед прыжком.
– Идите, посмотрите, что там, – сказал Дюфре Мазуру тем
небрежно-властным тоном, который Мазур, старый служака, оценил
мгновенно. – В случае чего... По обстановке и решительно. Мы тут
побудем.
Мазур оказался в зале в самую пору. Полицейский – элегантный
лацкан его пиджака был украшен какой-то розеткой цветов национального флага,
быть может, орденской ленточкой – как раз раскланивались с Кимберли.
Он непринужденно подошел и остановился за плечом восходящей
звезды. Полицай и штатский посмотрели на него без всякого интереса. Что до
четверки, она вообще ни на кого вроде бы не обращала внимания: парни стояли
полукругом, составив сумки на пол, с видом вроде бы скучающим и нелюбопытным.
Мазур хорошо знал, что эти типы способны в мгновение ока измениться самым
решительным образом, стряхнув сонную одурь – впрочем, как и его люди, вроде бы
беззаботные, но готовые ко всему...
– Извините за беспокойство, мисс Стентон, – сказал
элегантный. – Но, право же, обстоятельства и государственные интересы...
Меня зовут Хартингтон, я в данной ситуации представляю правительство
республики. А это полковник Доул, – полицай поклонился. –
Насколько я знаю, этот дом арендован вами?
– Надеюсь, мы ничего не нарушили? – спросила Кимберли,
обворожительно ему улыбаясь.
– Никоим образом... – сказал Хартингтон, судя по
наблюдениям Мазура, оставшийся равнодушным к ее чарам. – А вы...
