— Говорила ведь вам: мальчик получился
очень похожим на отца — внешне Аполлон, внутри земляной червь. Впрочем, в
произошедшем я сама виновата, вновь совершила несусветную глупость… Понимаете,
однажды у меня сердце заболело, да так сильно, словно кол в грудь забили…
Испуганная Теодора побежала к врачу, из
поликлиники ее с подозрением на инфаркт отвезли в больницу. Мужа не встревожила
болезнь жены, а вот Павлик пришел один раз навестить маму. Блюм, которой
делалось все хуже, усадила парня на кровать и рассказала ему семейную легенду.
— Теперь тебе беречь кошек, — завершила
она историю. — Они на антресоли, в желтом чемодане.
Павлик повертел указательным пальцем у виска.
— Неужели думаешь, что поверил тебе?
Теодора молча смотрела на сына, вспомнив себя,
молодую, активную, настоящую комсомолку. Она ведь тоже ответила своей маме
подобной фразой. Разве что не так грубо, но суть-то не меняется!
После ухода Павлика Теодоре Вольфовне стало
легче, и скоро она вернулась домой. А потом случилось неожиданное приключение:
пропал Павлик, не пришел ночевать.
Валерий Павлович неожиданно остро отреагировал
на исчезновение сына. Правда, когда взволнованная Блюм сказала мужу: «Павла
нет», тот рявкнул: «Эка беда, не маленький уже, придет».
Потом Валерий быстро оделся и убежал. Вернулся
он ночью и разбудил Теодору. Блюм выглянула в коридор, хотела сообщить, что
сына так и нет, но тут Прыщ с кулаками налетел на супругу. По счастью, он всего
лишь один раз толкнул женщину, а потом принялся орать. Сжавшаяся в комок
Теодора Вольфовна лишь вздрагивала, до нее с трудом доходил смысл произошедшего.
Оказывается, придя домой после посещения
больницы, Павлик пришел к отцу и заявил:
— Мать рехнулась, надо ее в психушку
класть.
— Чего еще? — недовольно
поинтересовался Валерий, отвлекаясь от газеты.
Хихикая, юноша изложил только что услышанную в
больнице семейную легенду и историю появления у матери фигурок кошек. Наверное,
он думал, что папа пожмет плечами и заявит: «А и верно, пора в дурку бабу
укладывать».
Но Валерий неожиданно серьезно отнесся к
информации из уст сынка. Прыщ хорошо помнил, что случилось во время его
скромного свадебного ужина, он видел побледневшие тогда лица Вольфа и Розы. И
теперь Валерий сообразил: в невероятной сказке есть доля правды…
— Так вы не вводили мужа в курс
дела? — воскликнула я. — Не сообщили ему о проклятье семьи Блюм?
— Нет, — помотала головой
старуха. — Вначале я не восприняла рассказ мамы всерьез и не хотела, чтобы
Валерий посчитал тещу сдвинутой особой. А потом очень испугалась и прикусила
язык. Боялась, что Валерий Павлович уйдет из семьи и мой мальчик останется
сиротой. Все ради сына старалась, хотела ему и папу, и маму сохранить.
Я глянула в окно. Это еще вопрос, где лучше
ребенку — в семье, состоящей из одной, но счастливой мамы, или в доме, в
котором родители постоянно на повышенных тонах выясняют отношения!
— Нет, — методично продолжала
Теодора, — не заговаривала я с Валерием Павловичем о кошках, считала тему
закрытой. И потом… Может, мои слова вам покажутся странными, но я тогда была
даже счастлива. Валерий Павлович меня не третировал, Павлик спокойно рос. Да,
конечно, хотелось иной жизни, других взаимоотношений с мужем, но, чего уж
гневить бога, и мой мужчина был не столь уж плох…
Я молча слушала Блюм. Старуха противоречит
себе: пять минут назад говорила, что ощущала зависть к двоюродной сестре,
чувствовала свою третье-сортность, а теперь произносит обратное. Но в мою
задачу не входило узнать правду о душевном состоянии и переживаниях Теодоры и
истину о ее браке, меня сейчас волновала судьба кошек. И я снова превратилась в
слух.
…Пообщавшись с Павлом, Валерий полез на
антресоль, обнаружил сверток, размотал его, вытащил статуэтки и сказал:
— Если легенда, которую тебе наболтала
мать, не врет, внутри там бесценные фигурки, антиквариат. Их можно продать за
бешеные деньги. Да и сами эти глиняные кошки не копейки стоят, по виду дрянь,
но ведь старинные, и, если их оценить, небось кучу бабок за них отсыпят.
Валерий Павлович отковырял кусок хвоста у
одной киски, потыкал в образовавшееся отверстие длинной иглой, потом посветил
фонариком и прошептал:
— Там точно статуэтка.
Павел мигом приволок молоток.
— Бей, папаня, — велел он.
— Что ты! Можно повредить принца или
принцессу, — занервничал уголовник. — Представляешь, сколько они
стоят?
— Много? — жадно спросил Павел.
— И не сосчитать, — ответил отец,
лихорадочно блестя глазами. — Да и вместе с кошкой дороже будет. Во,
придумал! Завтра пойдешь к Константинову. Он за эти штуки нам немереные тысячи
отсыплет.
Надколотое место заткнули подходящим по цвету
куском пластилина.
— Там принц, — безапелляционно
заявил Валерий, еще раз перед тем изучивший при помощи фонарика содержимое
кошки. — Вот что, можешь этому идиоту фигурки оставить, пусть трясется от
вожделения. Быстрее квартиру продаст, чтобы с нами расплатиться!
— А не обманет? — засомневался
Павлик. — Лучше пусть у нас постоят, а то фьють, и пропадут наши киски
вместе с денежками.
Валерий Павлович быстро отодвинул кошек.
— Неохота их дома держать.
— Ты испугался дури! — захихикал
сынок. — Поверил сказкам.
— Но внутри-то и правда есть
принц? — резонно напомнил Прыщ.
— Фигня! Я про проклятие говорю, —
пояснил Павел.
— Может, и так, — бормотнул
Валерий, — но лучше их унести. Федор не сопрет, не обманет, я его знаю, он
много всякого в долг хватал и всегда деньги возвращал.
Павел поступил так, как велел ему отец, —
встретился с безумным собиральщиком барахла, показал ему содержимое статуэтки и
слегка поправил легенду. По версии сына Теодоры, статуэтки, наоборот, приносили
немыслимое счастье!
Константинов впал в раж, пообещал продать
квартиру и полетел домой, прижимая к себе пакет.
Через пару дней Павлик исчез, Константинов
умер. Валерий Павлович попытался было вернуть себе кошек, но не успел
предпринять никаких мер против Розалии, потому что вскоре скончался очень
нелепо: шел вечером домой, споткнулся на ровном месте, упал и сломал себе шею.
