– Это все?
– Нет. Милика не должна была умирать, я спас не ее, а Мики. От смерти, но не от лунного проклятья. Михаэль не будет иметь сыновей, а его дочери понесут в себе болезнь, но и это не все. Если наследница Михаэля выйдет замуж, ее супруг вступит на трон и династии Ротбартов придет конец, а вместе с ней – Миттельрайху.
Я не могу ничего исправить, а ты можешь! Да, я предал Миттельрайх ради женщины, но я, не ты. Ты сильнее меня, я говорил об этом Милике, она не поняла. Я оставляю тебе все: империю, Милику и Мики. Я прошу о невозможном, Руди, но я прошу. Пусть мой сын умрет перед коронацией, и умрет счастливым… Он не должен узнать, что в нем спит гибель его детей, династии, Миттельрайха. Это все равно, что дать парню нож и сказать: «Твои родители виноваты, возьми и убей себя!» Ты бы смог с этим жить и править?
– Не знаю, не пробовал…
– А я знаю. Другого выхода нет! Руди, Милика должна уйти раньше Мики. Пережить единственного сына – это слишком страшно.Слишком! Обещай мне это!
– Ты говоришь, другого выхода нет. – Руди сжал руку брата, она была ледяной. – А я все-таки проверю. У меня есть пятнадцать лет. Да за это время можно из ада выбраться!
– Ты выберешься, – улыбнулся Людвиг, – ведь ты – дьявол, а теперь иди.
– За кого ты меня принимаешь?
– За своего брата! Отрекшиеся умирают тяжело, не хочу, чтобы ты это видел. Помни меня таким, каким я был, мне так будет легче.
3
– Ваше высочество. Ваше высочество!
– Да? – вот она, жизнь. Хочешь, не хочешь, тебя будут звать, просить, напоминать.
– Прибыл граф фон Лемке.
– Пусть заходит.
– Рудольф, что ты опять натворил?! – Георг захлопнул дверь перед носом ничуть не удивленного лакея.
– Ничего особенного, – забавно, а ведь так оно и есть, – убил одного друга и назначил другого вторым маршалом.
– Указ я получил, – кивнул Лемке. – Когда воюем и кого ты прикончил?
– Свинью, – лаконично сообщил его высочество. – Подробности расскажет твой молочный братец.
– Цангер? Этого-то ты где раскопал?
– В Льняном переулке. Он меня ждал.
– Так вот где ты шлялся. – Темные глаза Лемке стали серьезными и грустными. – Цигенбок?
– Да. – Руди подошел к окну. – Как ты догадался?
– Клаус сходил с ума по Милике, а ей необходим защитник. Пока есть ты, другие не нужны. Не будет тебя, вдовствующая императрица схватится за того, кто окажется рядом, а Цигенбок окажется.
– Уже не окажется. Ты будешь смеяться, но наш общий друг попытался свалить все на лоассцев, а потом на тебя.
– Что ж, я ему тоже мешал, хоть и меньше тебя. Как ты понял, что это Клаус? Папа и Лоасса спят и видят спровадить тебя к праотцам, а я, знаешь ли, тоже влюблен в Милику.
– Знаю, – кивнул принц-регент, – но ты сто раз мог убить меня на войне или хотя бы не спасать. Кстати о войне, для всех граф фон Цигенгоф срочно отбыл в армию, где и погибнет на глазах капитана Цангера. Разумеется, со славой.
– Значит, Макс все же умудрился заработать, – пошутил Георг. – Хоть кто-то не внакладе!
– Да, – без всякого выраженья произнес принц-регент, – кто бы ни побеждал, цангеры в барыше. Завтра я представлю тебя Военному Совету, а потом мы поедем в Лемке, и я попрошу руки твоей сестры.
– Цигенбок не стоит такой жертвы, – бросил фон Лемке. – Руди, что случилось? Что НА САМОМ ДЕЛЕ случилось?
– Полнолуние, – улыбнулся Руди, – всего-навсего полнолуние…
ДЕНЬ СТРАХА. рассказ
Юрию Нерсесову
1
Молоденький воробьишка неуклюже хлопнулся на позеленевшую горгулью и этим подписал себе приговор. Сидевшая на уродливой каменной морде пичуга была отличной мишенью, и Пи?шта
[23]
Шу?кан не преминул пустить в ход новую рогатку. Выстрел оказался точным, жалкий комочек перьев, слабо трепыхаясь, свалился вниз, но меткому стрелку не удалось насладиться удачей. Ба?лаж Шу?кан, потерявший левую руку в бурасской битве и назначенный тогда совсем молодым герцогом Ба?линтом пожизненным капитаном Рисского замка, догадался, где болтается его отпрыск, и не поленился полезть за ним на крышу. Ухваченный за ухо Пишта выронил свое оружие и угрюмо последовал за родителем в подвал, где уже собралось почти все население замка.
Стоящий у обитой железом дверцы Балинт Ри?ссаи хмуро оглядел вошедших, но ничего не сказал. Пишта никогда еще не видел господина так близко. Младший брат погибшего в битве с заманскими ордами короля Лу?кача, дядя и соправитель молодого Бэ?лы Третьего, Балинт редко бывал в своих землях, но День Страха – это День Страха. Господин проводит его со своими людьми. Пишта был на своей любимой крыше, когда герцог и его старший сын осадили коней у ворот замка, после чего на остроконечной колокольне ударил набат, оповещая о грядущей беде.
В День Страха люди загоняют скотину в укрытия, не оставляя под открытым небом даже куренка. Говорят, дикие твари прячутся сами, чуя, что над ними вот-вот пройдет Он. Жизнь замирает: не щебечут птицы, не греются на солнышке ленивые коты, не жужжат пчелы, только растения, которым предначертано умирать там, где родились, видят, как над ними медленно проплывает Древний, продолжая свои длящиеся века поиски. Любая тварь, на которую упадет взгляд Древнего, будет принадлежать ему. Так говорят предания, а так ли это на самом деле, никто не проверял.
Пишта в Древнего и верил, и не верил. Если, проснувшись ночью, мальчишка вспоминал о неотвратимом взгляде, он укрывался с головой, воображая, что Древний рядом и только и ждет, чтобы он, Пишта Шукан, выбрался из-под спасительного одеяла. Днем ночные страхи казались глупыми. В самом деле, зачем Ему мухи или жабы? Отчего Он появляется лишь на вершине лета, почему не вредит деревьям и кто может о Нем знать, если Его никто не видел?
Последний День Страха случился без малого три сотни лет назад, если вообще случился, а может, все это и вовсе выдумки? Правду сказать, Пишта утром на крышу полез отнюдь не за воробьями. Ему хотелось утереть нос всем замковым мальчишкам, а заодно посмотреть на Древнего, если тот и в самом деле пролетит над Риссой. Шукан-младший был уверен, что Древний его не заметит. Так оно, скорее всего, и было, но вот от отца спрятаться не удалось, и теперь придется сидеть в душном подвале и слушать, как молится монах Янош. Хорошо хоть, герцога можно как следует разглядеть. Если б они не запоздали, пришлось бы торчать в дальнем погребе. Там, конечно, поудобнее, зато совсем скучно. Юный Шукан втихаря принялся рассматривать Балинта, про отвагу и удаль которого при жизни слагали песни. Полководец почувствовал на себе взгляд и поманил Пишту к себе.
