Сначала Рита, Федор и Ната растерялись. Брат,
по словам деда Шуры, был слишком тихим, не инициативным, Наташа юной, на момент
свалившегося на семью несчастья она заканчивала школу, а вот Рита живо
опомнилась и отправилась зарабатывать для больной мамы средства на панель.
Дед Шура, правда, Маргариту на обочине не
видел, но очень хорошо понимал, каким местом девушка добывает валюту. Да и что
ему следовало думать? Рита могла неделями не появляться дома, стала шикарно
одеваться. Местные кумушки, как это ни странно, не осуждали «ночную бабочку»,
наоборот, ее жалели, понимали, девушка решилась на крайний шаг не по
развратности характера, не по лени, а из желания помочь матери. «Сарафанное
радио» знало: больная Лида содержится в шикарных условиях, лежит в отдельной
палате и при ней неотлучно находится медсестра. Но, видно, правду говорят: от
смерти не откупиться, Лида умерла, несмотря на все старания детей, а Рита, на
удивление местным кумушкам, родила ребенка, девочку Настеньку.
– И когда она успела? – удивлялись
одни. – Вроде и живота не было, ну располнела чуть-чуть, и все.
– А кто муж? – вопрошали другие.
– Не смешите, – отвечали
третьи, – небось сама не знает, от кого младенчик родился!
Затем Рита выскочила замуж за вполне
приличного мужчину.
Когда новость облетела двор, ехидная на язык
Танька из пятой квартиры не выдержала и протянула:
– Интересно, муженек в курсе, чем жена в
девках торговала?
– Замолчи, – сурово оборвала ее
местная совесть Мария Ивановна Парамонова, – из таких лучшие жены
получаются. Не от разврата на панель она пошла, за деньгами для больной матери
подалась, не вздумай сплетничать.
– Не я, так другие не удержатся, –
фыркнула Танька.
– Уедет Рита отсюда, – сказала Мария
Ивановна, – к мужу переберется, и все будет хорошо.
Парамонова оказалась настоящей
прорицательницей – Рита и в самом деле перебралась к мужу. А вот Федор и Наташа
остались в родительской квартире. Если кто из соседей спрашивал:
– Ну как там Рита, чего не появляется?
Брат и сестра улыбались:
– Отлично живет, учиться пошла, мужу
помогает бизнес поднимать, в гости ей ездить некогда, мы по телефону общаемся.
– Повезло Ритке, – судачили
бабы, – прямо счастье поперло.
Болтали, болтали и сглазили – Маргарита
умерла. Подробностей дед Шура сообщить не мог, то ли бывшая соседка угодила под
машину, то ли ее подкосила внезапная болезнь, но факт оставался фактом: молодая
женщина в самом расцвете лет ушла из жизни, девочка Настя осталась сиротой.
Когда после похорон Альварес прошло некоторое
время, Мария Ивановна Парамонова столкнулась во дворе с Наташей, та вела за
руку маленькую девочку в роскошной шубке из натуральной норки.
– Это Настенька? – ахнула Мария
Ивановна.
Наташа молча кивнула.
– Ну совсем не в вашу породу
пошла, – запричитала Мария Ивановна, – темная такая, смуглая. В отца
удалась!
– В деда, – сердито перебила
Наташа, – или вы забыли, как мой папа выглядел?
– Настя теперь с тобой жить
станет? – поинтересовалась Парамонова.
– Кто ж мне ее отдаст? – горько
спросила Наташа. – Вон, еле на денек выпросила, да и то лишь потому
удалось, что свекровь Ритина и ее муж в Карловы Вары уехали, а я с нянькой
договорилась.
– Ты же родная тетка, – покачала
головой Парамонова, – или у вас отношения плохие?
– Никакие, – устало ответила
Наташа, – когда Рита жива была, мы даже на праздники не встречались. Юрий
не очень родственников привечал.
– Но не он отец ребенка, –
возмутилась Мария Ивановна, – кто ему разрешил девочкой распоряжаться?
– Юра Настю давно удочерил, –
объяснила Ната, – а у приемного отца те же права и те же обязанности, что
и у настоящего.
– Видно, любит он девочку, –
бормотнула Парамонова.
Дед Шура, который, как всегда, висел в окне и
поэтому стал свидетелем беседы, не вытерпел и влез в чужой разговор:
– Чужое дите – оно не свое! Никак не
получится его до беспамятства любить.
– Ты на шубку глянь, – перебила его
соседка, – норка! Не одну тысячу рублей стоит. Раз такие вещи покупает, значит,
любит.
– Может, наоборот, – прищурился
дед, – откупается? Совесть свою утишает, чует, не принимает сердце девку,
вот и делает дорогущие подарки.
Парамонова махнула рукой и ушла, а у деда Шуры
по невесть какой причине защемило сердце.
– Я, Вань, в ерунду не верю, –
говорил он мне сейчас, – если люди блажить начинают, хрень несут вроде:
«Чую сердцем, несчастье случится», то я посмеиваюсь. Никому знать не дадено про
будущее, все эти ясновидцы – обманщики, иначе почему никто из них в лотерею не
выиграл и про авиакатастрофу какую не прокричал? Че мешает с телеэкрана
гаркнуть: «Люди, самолет разобьется!»
Но в тот день прагматичный дед почувствовал
беду и оказался прав.
И года не прошло, как Настенька скончалась. Ни
Наташа, ни Федор подробностей не рассказывали, то, что в семье вновь стряслось
несчастье, двор понял лишь по черному платку, который повязала тетка девочки.
Несколько дней бабы маялись от любопытства, потом Парамонова набралась смелости
и остановила Наташу у подъезда.
– Чего ты в трауре? – осторожно
спросила она.
– Настя умерла, – коротко ответила
Наташа.
– Как? – отшатнулась Парамонова.
– От инсульта.
– Ребенок?
– Да.
– Разве такое случается?
– Редко, но бывает.
– Вот горе! – заохала Мария
Ивановна.
Наташа кивнула и ушла. Еще через несколько
месяцев брат с сестрой продали квартиру молодой паре и исчезли. Нового адреса
они никому из соседей не оставили, связь с ними двор потерял навсегда. А у
молодых новоселов начались неприятности, вроде муж прогорел с бизнесом,
квадратные метры они продали агентству. Бывшая жилплощадь семьи Альварес долго
пустовала, потенциальных покупателей отпугивала дурная слава квартиры. В конце
концов ее приобрел «новый русский» из местных, поговаривали, он собирается
сдавать комнаты.
