– Эжен!
Мэллит округлила глаза, потом улыбнулась и торопливо вскочила.
Во имя Астрапа, да ей, чтобы подать ему плащ, надо на стул забираться! Робер принужденно засмеялся:
– Нет, тебе не пятнадцать лет, а тринадцать!
– Робер, – длинные ресницы, которые он столько раз вспоминал в Кагете, дрогнули, – у меня ничего не получается.
– Эжен, – Робер дернул девушку за медную прядку. Его самого так частенько дергали братья, хорошо, что он вспомнил этот жест. – Нужно, чтобы получилось. Когда доберемся до Алата, что-нибудь придумаем, но пока ты останешься моим пажом.
– Робер… Я не могу есть столько, сколько дают слугам. И я не могу… не умею есть то, что едят забывшие и заблудшие.
– Мэллит, – Робер опустился на колени перед девушкой и тут же пожалел об этом, потому что безумно захотелось уткнуться лицом в худенькие колени, – Мэллит, то есть… Эжен, ты не должен говорить, как гоган. Я не про слова, про другое. Ты принадлежишь эсператистской церкви. Гоганы для тебя язычники и демонопоклонцы. Оставь всех этих «блистательных» и «заблудившихся». Понял?
Мэллит кивнула, но неуверенно.
– Ну, – Робер задумался, потом его осенило, – представь себе лошадь. Мы, талигойцы, можем назвать ее конем, кобылой, жеребцом, мерином, клячей, скотиной, наконец, но не быстроногим и длинногривым. Понял?
– Поняла, – она сама сжала его руку, это было невыносимо, – я понял, монсеньор. А где… где Альдо?
– Помогает Матильде, – соврал Робер, не сомневаясь, что Альдо прощается с разумной вдовой. – У нее сегодня прием. Прощальный. Мне тоже нужно туда, но я вернусь. А ты изволь немедленно надеть эсперу. Вреда от нее никакого, но без нее лучше не ходить, по крайней мере по Агарису.
Мэллит кивнула и робко улыбнулась. За одну эту улыбку не жалко было отдать пригоршню алмазов, но алмазов у Робера не было.
2
Альдо взбрело в голову устроить прием и удрать, а она отдувайся! Матильда со злостью нахлобучила на голову парик и посмотрела на свое отражение в зеркале. Твою кавалерию, ну и платье, в раму не влезает! Вдовствующая принцесса тоскливо вздохнула и приколола на черный бархат алую брошь. Ужас! А ведь когда-то она была ну не то чтобы красавицей, но голову кое-кто терял… А теперь! Руины, причем огромные.
– Лучше уже не будет, – сообщила Матильда сидящему на туалетном столике Клементу, – только хуже.
Клемент чихнул и почистил усы. Робер, за какими-то кошками перебравшийся в гостиницу, оставил любимца здесь – от греха подальше. Его Крысейшество то и дело оказывался на обеденном столе и мог столкнуться с непониманием. Вдова с нежностью глянула на зверушку и положила перед носом крыса печенье. Клемент был умницей, красавцем и благороднейшим созданием, не то что ызарги, которые с минуты на минуту начнут сползаться.
Принцесса прошлась пуховкой по щекам, потянулась к баночке с румянами, передумала, подмигнула жующему Клементу и выплыла из спальни. Альдо все еще не было, зато у двери застыла целая рота нанятых на одну ночь лакеев. Матильде стало тошно. Зачем внуку понадобилось созвать засевших в Агарисе талигойцев, она не понимала. Раньше Альдо относился к приятелям Анэсти так же, как она, и на тебе!
Приодевшийся по поводу приема в жуткого вида ливрею Франко ударил об пол жезлом и возвестил:
– Маркиз Эр-При!
Скромно одетый Эпинэ оторопело уставился на разряженную прислугу.
– Ужас, правда? – хмыкнула Матильда и чмокнула Робера в лоб, постаравшись, чтобы это было совершенно по-матерински.
– Кошмар, – согласился Иноходец, – гостей много будет?
– Неважно. Все равно сожрут все, до чего доберутся. Пойдем, кстати, посмотрим стол.
Стол был хорош, но вид разукрашенных бумажными розами и хризантемами поросят и гусей настроил вдову на философский лад.
– Вот так и мы, – принцесса Ракан ткнула пальцем в сторону скорбной поросячьей рожи.
– То есть?
А Роберу не по себе. С таким лицом на дуэли драться, а не вино с соратниками пить, хотя какие это соратники?
– Это наша судьба, – сообщила другу Матильда, – лежать на подносе среди поддельных цветочков и ждать, когда нас сожрут Хогберды и Стаммы.
– Не дадимся, – Иноходец улыбнулся, но его глаза нехорошо блеснули, – а где Альдо?
– Я бы тоже хотела знать… Сейчас гости поползут, а хозяин где-то шляется. Знал бы ты, как мне тошно их видеть. Особенно Карлиона с Бархаймом, да и остальные не лучше!
– Это неправильный Карлион, – рассеянно заметил Иноходец.
– Да знаю я, только привыкла… Карлион и Карлион, здесь его все так зовут. И Анэсти звал.
Еще бы не звал. Если приятелей Раканов называть так, как должно, того и гляди, окажешься принцем ызаргов и сюзереном тараканов. С покойным мужем все ясно, но внук точно рехнулся! После восстания Эгмонта в Агарисе оказались и приличные люди, неужели они все разъехались? Почему среди приглашенных сплошное старье да Алисины дворняжки? Хоть бы молодого Борна позвал, хотя тот, кажется, с Кавендишем на ножах. Так не надо было звать Кавендиша!
Франко вновь стукнул своей палкой и возвестил о прибытии Хогберда. Твою кавалерию, началось. Вдовствующая принцесса помянула для порядка закатных тварей, поклялась при первой возможности надрать внуку уши и, опираясь о руку маркиза Эр-При, вышла на лестницу, дабы должным образом встретить цвет Талигойи.
Первый цветочек, он же Питер Хогберд, был пахуч и роскошен. Пегая борода блестела, на пышных плечах возлежали цепи неведомых орденов, а вокруг барона витал запах благовоний и государственной тайны. Неужели это в последний раз? Нет, вряд ли, Хогберд до их отъезда заявится еще не единожды.
– Ваше Высочество, – боров припал к руке Матильды, – вы царственны, как никогда.
Придумал бы что-нибудь поновее, хотя зачем? Все равно, правды не скажет, даже если захочет… Совсем как братец Альберт!
При воспоминаниях о родственничке настроение испортилось окончательно, а тут еще повалили гости, и каждый последующий казался гаже предыдущего.
Сколько сил и времени она угробила, чтобы зазубрить имена и титулы этих огрызков и подвиги их предков? Стоило ошибиться, и Анэсти надувал губы и принимался сетовать, что доблесть и благородство забыты, истинных талигойцев почти не осталось, а чужакам никогда не понять… Если бы не понять! Самым гадким днем в жизни Матильды стал ее двадцать второй день рождения, когда до нее дошло, с кем она связалась.
Вдовствующая принцесса Ракан растянула губы в людоедской улыбке и протянула руку потомку Фридриха Гонта, доблестно бежавшего под мантию к Эсперадору при Франциске Олларе.
– Я счастлив видеть Ваше Высочество в полном здравии.
– Благодарю вас, граф, – Матильда не видела себя со стороны, но подозревала, что напоминает багряноземельскую гиену.
