А Люди Чести не на кошках скачут
[37]
. Ишь как роли расписали, куда твой Дидерих со своим театром!
Супрем полагает Килеана формально невиновным, но во избежание повторения прецедента настаивает на том, что все подобные приказы должны проходить через геренцию
[38]
. Гогенлоэ-ур-Адлерберг поддерживает сии замечательные меры, геренций верен короне, но ему давно кажется, что у него слишком мало полномочий.
– Первый маршал Талига, – Фердинанд с укоризной смотрел на задумавшегося Рокэ, – мы слушаем вас.
Ворон поднял голову и медленно обвел глазами собравшихся, задержав взгляд на господах Ариго. Будь у Рокэ в руках его любимый пистолет, Сильвестр за жизнь братьев королевы не дал бы и суана. Алва улыбнулся:
– Ваше Величество, господа! Для начала я развею сомнения господина кансилльера, причем не одно, а целых три. Я вмешался в происходящее, потому что проповедь скрывавшегося в моем доме епископа Оноре разбудила мою глубоко и давно спящую совесть. Его Преосвященство объяснил мне, сколь дурно бездействовать, когда гибнут невинные. А поскольку единственным способом спасти оных было взяться за виновных, я ими и занялся. Благо во время войн и бунтов Первый маршал Талига вправе действовать на свой страх и риск.
Еще два сомнения господина Штанцлера касались злополучного письма. Кансилльер не знает, является ли оно подлинным, и еще меньше знает, кто его подделал.
Да, епископ Авнир, обезумев, и впрямь бросился в огонь, но Создатель в великой мудрости своей указал мне место, где было написано злополучное письмо, – Алва ослепительно улыбнулся кансилльеру. – Господин Штанцлер, вы совершенно правы. Его Высокопреосвященство этого письма не писал. Более того, его не писали ни ныне покойный Авнир, ни прикованный к ложу болезни Людвиг Килеан-ур-Ломбах.
Теперь Ворон вновь смотрел на братьев Ариго. Ги поежился, Иорам уставился на мозаичного рыцаря, и неудивительно – играть с Вороном в «гляделки» было занятием безнадежным. Алва заговорил медленно, чеканя каждое слово:
– Ваше Величество, господа Совет! Вам следует узнать, что я обнаружил в особняке Ариго и чего не обнаружил. Когда мы заняли площадь Леопарда, дом горел изнутри. Лестницы были охвачены огнем, попасть на второй этаж казалось невозможным, но мне удалось подняться по стене. Я опасался, что внутри остались люди, но там из живых существ была лишь птица в клетке. Тогда я решил оказать семейству Ариго услугу иного рода и спасти семейные ценности и бумаги, но и здесь меня ждала неудача.
Наиболее ценные вещи были вывезены из дома, я не нашел ни драгоценностей, ни документов, ни составлявших предмет законной гордости любезного маршала алатской посуды и старинных гобеленов. Погромщики наверх не поднимались, бюро и гардеробы не были взломаны. Я нашел гайифские футляры для драгоценностей
[39]
. Пустые.
Сначала я рассудил, что Ги Ариго явился ангел и предупредил об опасности, но в кабинете маршала я нашел вот это!
Ворон вытащил плоский футляр для ожерелий и несколько смятых листков и бросил на стол, не отрывая бешеного взгляда от Ги и Иорама.
– Что это? – подал голос сидевший рядом с Рокэ Манрик, одновременно протягивая руку и хватая ближайший лист.
– Смотрите сами, граф, – пожал плечами Ворон, – если сочтете нужным, можете зачитать.
Манрик нужным счел.
– «Коменданту Олларии графу Килеану-ур-Ломбаху.
Сударь, вам предписывается на время празднеств святой Октавии не покидать казарм без особого на то распоряжения.
Первый маршал Талига».
«Коменданту Олларии. Все приказы предъявителя сего подлежат немедленному исполнению так, как если бы это были приказы Его Величества…»
«Все, что требует предъявитель сего, следует немедленно исполнить…»
«Предъявитель сего является доверенным лицом Его Величества и исполняет его волю…»
– Что это?! – Рыжие брови Манрика взлетели к самым волосам. – Что это за документы?!
– Об этом следует спрашивать хозяина кабинета, в котором они были найдены, – четко проговорил Рокэ.
– Лично я полагаю, – заметил Альмейда, – это – старшие братья письма, доставшегося сначала легковерному Авниру, а через него еще более легковерному коменданту.
– Нет никаких сомнений! – на скулах тессория заходили желваки. – Я полагаю, Алва, сначала решили подделать ваш приказ, но затем передумали.
– Разумеется, – засмеялся адмирал, – каким бы простаком Килеан ни был, сообразить, что Первый маршал не станет посылать подобных распоряжений из Кэналлоа, мог даже он.
– Ги Ариго узнал о болезни Его Высокопреосвященства, – на этот раз Рафиано решил обойтись без притчи, что означало – матерый дипломат не сомневается в исходе сражения, – и решил сорвать мирные переговоры с Агарисом, используя безумие епископа Олларии и ограниченность ее коменданта. К счастью, жадность заставила его вывезти ценности…
– Это ложь! – Лицо Ги Ариго исказила гримаса. – Наглая ложь! Это подделка!
– Никто и не утверждает, что письма подлинные, – рука Рокэ легла на эфес шпаги. – Их не писали ни Его Высокопреосвященство, ни покойный Авнир, ни Килеан-ур-Ломбах. Что и требовалось доказать.
– Я думаю, – заметил тессорий, – следует заняться поисками упомянутых гобеленов и кубков, якобы погибших при пожаре, и тех, кто их перевозил. Я своим таможенникам доверяю, они отыщут булавку в стоге, а тут речь идет о весьма громоздких и приметных вещах. Затем мы допросим слуг…
– Хватит! – взвился Иорам Ариго. – Да, мы догадались, что назревает бунт, и…
– Молчи, болван! – взорвался Ги, но было поздно. Растерянность на лице короля сменилась яростью, и Его Величество взревел:
– Генерал Савиньяк. Взять братьев Ариго! В Багерлее!
2
Лошади на стене не было, на ней вообще не было ничего. Содранную висельниками шпалеру не нашли, а у наследника мастера Бартолемью до стены пока еще не дошли руки. Ричард уныло взглянул на светло-серую штукатурку. Неужели пегая кобыла была таким же бредом, как след на ковре? Юноша до сих пор переживал собственную глупость! Надо же было принять винные пятна за отпечаток слепой подковы, а он еще и заорал, как маленький. Эмиль Савиньяк чуть не задохнулся от смеха, ему самому было бы смешно, сядь в такую лужу кто другой.
– Сожалею, сударь, – худенький молодой мастер казался очень расстроенным, – ваше кольцо пропало. Если вы мне объясните, каким оно было, я постараюсь сделать такое же, но, – молодой человек замялся, но честно закончил: – Мой дядя был великим ювелиром, а я… Я только учился…
