Ричард недолюбливал барона Кракла, но мысль устроить коронационные гуляния именно здесь была великолепной. Простолюдинам следует напоминать, кто гнал их на галеры, а кто дал свободу и радость.
Взметнутся к солнцу гневны воды,
И канет в прошлое тиран.
Рука счастливого народа
Омоет кровь со славных ран
Тех, кто отдал златые годы
Во имя правды и свободы, –
пробормотал Ричард.
– Прошу прощения, Монсеньор, – коренастый офицер, назначенный комендантом Доры, в изумлении смотрел на цивильного коменданта Раканы, и Дику стало весело.
– Это Дидерих, капитан Локк, – юноша со смешком хлопнул служаку по плечу, – великий Дидерих! Певец свободы и чести. Эти слова произносит здесь, в Доре, перед казнью Гарольд-подкидыш.
– Прошу простить, – захлопал глазами Локк, – казнили не в Доре, а у Занхи.
– Это метафора, – объяснил Дик, еще больше запутав беднягу. – Главное, мы победили, и человек никогда больше не будет издеваться над человеком.
– Да, Монсеньор, – щелкнул каблуками капитан. – Монсеньор желает осмотреть место праздника?
– Желаю, – засмеялся окончательно проснувшийся Дикон, оглядывая древние стены, кое-где залатанные свежей кладкой. Изнутри Дора казалась не столь уж и большой. Четверо ворот вели в первые дворы, представлявшие собой довольно-таки мрачный лабиринт из длинных низких зданий без окон, разделенных кирпичными стенами; за первыми дворами шли вторые, откуда через шесть проходов можно было попасть на центральную площадь. Там находились небольшой храм, дом коменданта, казармы для стражников и выложенные камнем позорные ямы, ныне прикрытые толстыми досками.
Посреди площади торчал старый фонтан, которому сегодня предстояло забить вином. Рядом с фонтаном возвышалась временная галерея для почетных гостей и оркестра, а по краям площади располагалось шестнадцать разноцветных палаток с подарками жителям доброго города Раканы от Его Величества и Повелителей Стихий.
– В каждой палатке ровно четыреста подарков, – объяснил капитан. – Нужно только фишку предъявить.
– Хорошо, – кивнул Ричард, глядя поверх галереи на зеленое небо. Легкий ветерок трепал флажки и разноцветные ленты, растерявшая былую мрачность Дора блестела свежими красками, поджидая гостей. Все было просто замечательно, но Ричард для порядка прошелся выметенными дворами, заглянул в «свою» палатку и развернул один из узелков со сластями, игрушками и кошелечком с серебряной монеткой «на зубок».
– Это для тех, кто с белыми фишками, – пояснил раздатчик, словно Ричард этого не знал, – для младенчиков, значит; для детишек постарше у нас – желтые, для девиц – голубые, для женатиков – зеленые, а для старичья – коричневые.
Юноша вытащил кошелек и бросил веселому палаточнику золотой.
– После праздника выпьете за Дом Скал!
Весельчак рассыпался в благодарностях, Дикон засмеялся, поплотнее запахнул плащ и прошел к вербовщикам. Навстречу выскочили бравый капрал в новеньком мундире и четыре писаря с амбарными книгами.
– Ну что, – подмигнул капралу Ричард, – наберете сегодня роту?
– Больше наберем, Монсеньор, – заверил вояка. – Пусть только фонтан запустят, а уж мы всех перепишем.
– Всех не надо, – махнул рукой юноша. – Его Величеству нужны славные воины, а не уродцы.
– Монсеньор, – разволновался вербовщик, – мы ж понимаем. Кривых, хромых нам не надо.
– Вот и хорошо, – кивнул юноша и обернулся к Локку: – Вы что-то хотели?
– Народ присобрался уже. Ворота б открыть, чтобы давки не было.
– Пожалуй, – кивнул Ричард, поднимаясь на галерею. Сверху чисто выметенная площадь казалась еще праздничней. Разноцветные крыши палаток, столбы с висящими на них призами, предназначенными самым ловким, «дерево невест», увешанное атласными лентами и стеклянными браслетами, два помоста для фигляров. Горожане будут счастливы.
– Монсеньор, вот ваше место.
Отлично. Юноша не глядя опустился в плетеное кресло и с благодарностью принял кружку с дымящимся грогом.
– Рад вас приветствовать, герцог, – приподнял шляпу Кракл. – Какое разочарование. Я так надеялся быть первым, но вы меня опередили.
– Я же военный, – засмеялся Дикон, – и к тому же цивильный комендант. Хорош бы я был, если б пришел после старейшины Совета провинций.
– Но мы, провинциалы, встаем рано, – смотрящие в разные стороны глаза смущали. – Моя супруга, простите мою откровенность, расстроена. Его Величество прав во всем, но, не позволив нашим дамам наблюдать за празднеством вместе с нами, он нанес им удар в самое сердечко.
– Зато они выспятся, и на Большом приеме их личики будут свежими, как розы. Здравствуйте, господа. – Джеймс Рокслей с трудом подавил зевок. – Сегодня я впервые пожалел, что я не дама, но, я вижу, уже пускают. Не рано ли?
– Нет, – откликнулся Ричард, глядя, как первые горожане, с любопытством оглядываясь, стекаются к фонтану, – простолюдины встают с петухами.
– Не могу сказать, что я им за это признателен, – командующий гвардией уже откровенно зевнул, прикрывая рот ладонью. – А Эпинэ и Придд, между прочим, спят.
– Дело Первого маршала – война, а не праздник, – один глаз Кракла смотрел на Ричарда, второй – на Джеймса, – а Придд в трауре. Он присутствует лишь на обязательных церемониях.
Еще бы Валентин приехал туда, где распоряжается Окделл. Ричард допил грог, поманил стоящего у входа на галерею сержанта, вернул ему кружку, рассеянно глядя вниз. Площадь заполнялась стремительно, хотя до пуска фонтана и раздачи подарков оставалось больше часа.
– Монсеньег, – раздалось под ухом, – вы так гано встали.
– Доброе утро... – святой Алан, как же к нему обращаться? – сударь.
– Пгизнаюсь, гегцог, я надеялся вас встгетить именно здесь, – картавый агарисец навис над Ричардом, как сосулька. – Я хотел бы пгояснить одну вещь как со своим сюзегеном. Ггафы Каглионы пгинадлежат к Дому Скал, но, к своему пгискогбию, я обнагужил, что моим годовым именем называются постогонние люди.
– Сударь, – праздничное настроение начало стремительно съеживаться, – я не хотел бы обсуждать это, тем более здесь. К тому же я связан с бароном Ангерраном Карлионом родственными узами.
– Я знаю, – выпятил губу агарисец, – но для Окделлов главное – спгаведливость. Вы не можете отгицать, что Гаканы пгизнавали наши пгава. Я знаю Его Величество с ганнего детства.
– Здравствуйте, Ричард, – улыбнулся Удо Борн. – Кажется, праздник удается, а я, признаться, боялся, что народ не вылезет из нор. Джеймс, ты засыпаешь на ходу, шел бы ты домой.
– Вот кончится, и пойду, – дернул головой командующий гвардией, – я обещал Роберу проследить.
– Джеймс, – не вытерпел Дикон, – сегодняшнее гулянье – это мое дело.
