Виконт потрепал по шее прижившегося у него Бронку и во всеуслышание заявил:
– Найду – убью!
– Марсель, – Чарльз Давенпорт в кожаном варастийском плаще держал под уздцы белолобую Манчу, – кого ты хочешь убить?
– Тебя! – огрызнулся Валме. – Если утонешь, можешь не возвращаться.
– Не паясничай, – Чарльз был серьезней дворового кота, собравшегося лезть в кухонный ларь, – мы не можем знать, когда встретимся и встретимся ли. Я должен убить Джеймса Рокслея и полковника Морена. У тебя тоже есть долги. Кто? Я могу встретить этих людей?
– Можешь, если в зеркало посмотришься. – Ну нет у виконта Валме таких врагов, чтоб из-за них гнать коня через полстраны, а друзья, раздери их кошки, есть, и один как раз в поход собрался. – Ладно, поехали.
Ничего нет глупее проводов. И лицемернее. Хорошо, если есть дело, которое можно обсосать, а если нет? Остается нести всякую чушь о погоде и красотках.
– Адуаны уже ждут, – Чарльз оглянулся на приютивший их дом, – наверное.
Через полчаса Давенпорт уедет, исчезнет, утонет в мокрой степи. В Варасте провожают до последней рогатки, дальше – дурная примета. В Варасте не любят прощаний, их нигде не любят.
– Конечно, ждут. – Еще можно уехать вместе, только что делать Марселю Валме у Лионеля Савиньяка? – У Дьегаррона не забалуешь. Генерал – человек душевный, только вот злить его не надо.
Злить вообще никого не надо, даже Марселя Валме, пусть он и не кэналлиец.
– Мир вам, дети мои!
Епископ Варастийский и Саграннский восседал на могучем гнедом мерине и являл собой воистину великолепное зрелище. Особенно для пешего.
– Что смотрите, чада? – вопросил Его Преосвященство и почесал мизинцем опаленный винным пламенем нос. – Покаяться хотите?
– Не совсем, – Марсель вскочил в седло, отрешаясь от дурных предчувствий и прочей чепухи. Хорошо, что заявился Бонифаций, иначе б они с Чарльзом докатились до завещаний и прощальных приветов, а при епископе не попохоронствуешь. Было в Его Преосвященстве нечто древнее, мощное и веселое, запрещающее думать о смерти и прочей чепухе.
– Ты, сыне, обождешь, – Бонифаций прищурился и ловко перехватил поводья, – не сегодня расстаемся, а приятеля твоего я исповедую. На дорожку, а то непорядок.
– В самом деле, Чарльз, – поддержал Его Преосвященство Марсель, сдерживая Бронку, – облегчи душу, а я сзади поеду.
Теньент пожал плечами, отдавая себя на волю Создателя, судьбы и Бонифация. Радости и благолепия на лице приятеля не наблюдалось. Ничего, потерпит.
Марсель поправил шейный платок и потрусил за клириком и его жертвой, искренне сожалея, что не слышит епископских напутствий. Давенпорт от Бонифация с непривычки шарахался, а вот Марсель проникся к епископу неподдельной симпатией. Его Преосвященство при всей несхожести напоминал виконту собственного родителя. Варастийский епископ казался бражником и обжорой, годным лишь на то, чтоб долдонить накрепко вбитые в голову церковные тексты, папенька тоже обожал дурачиться.
На первый взгляд граф Валмон был честным занудой, озабоченным собственным здоровьем и своими астрами, в которые Марсель в детстве запустил козу. О том, что стонущий домосед держит в узде не только собственные владения, но и все графство, сын и наследник узнал только после восстания Эгмонта.
Новым губернатором Эпинэ сделали Фернана Колиньяра, который и завалился в Валмон с визитом. Чего он хотел, Марселю не говорили, но гость стоически слушал хозяйские жалобы на бессонницу, несварение и грозящую ненаглядным астрам черную гниль, которая куда опасней гнили мучнистой. На одиннадцатый день губернатор сдался и уехал, получив в подарок настойку от чрезмерной потливости и завернутую во влажный мох рассаду, а мигом выздоровевший батюшка потребовал кэналлийского и наследника.
– Марсель, – возвестил граф, кромсая холодную оленину, – запомни, что нет ничего хуже сановных дураков со связями. Я не про оболтусов вроде тебя, ты рано или поздно перебесишься, а про баранов, вообразивших себя морисками. Ездить на них нельзя, но их можно и нужно стричь. Будь добр, собери всю эту лекарскую ерунду и спрячь куда-нибудь. Видеть ее не могу!
Марсель честно рассовывал по ящикам заполонившие кабинет тинктуры и мази, а папенька смаковал «Дурную кровь», рассуждая о том, что милосердней было бы запустить в Старую Эпинэ саранчу.
– Одно хорошо, – возвестил папенька, отодвигая ополовиненное блюдо, – мы господина губернатора больше не увидим.
Отец как в воду смотрел – Фернан объезжал Валмон шестнадцатой дорогой, а дела графства решались в столице. Надо полагать, после разгрома королевской армии и бегства Сабве папенька приберет к рукам всю провинцию, а Бонифацию и прибирать нечего. Здешний губернатор годится только на то, чтоб есть яичницу, а Варастой заправляют епископ с Дьегарроном и адуанскими начальниками.
– Эй, чадо! – Бонифаций оборотил к Марселю свой лик. – Всему свое время. Время думам и время беседам. Подъезжай.
– Ваше Преосвященство, – не замедлил воспользоваться приглашением Валме, – прощен ли мой кровожадный друг?
Епископ насупился и пожевал губами.
– Истинно говорю, нет в деяниях Чарльза Давенпорта жажды крови, но лишь благочестие. Уповая на милосердие Создателя, не усомнюсь в смерти Генри Рокслея.
Вдове же сего гнусного маршала надлежит неустанно молить Создателя за руку сразившего мужа ее. Ибо, поразив изменщика в чрево, благочестивый теньент облегчил участь его, – изрек Бонифаций, поворачиваясь к ошалевшему от исповеди Давенпорту. – Останься убиенный ызарг жив, сотворил бы он немало пакостей. Ты же, спровадив грешника в Закат, уберег душу его от новых грехов, и ждать Рокслею Возвращения, сидючи в зловонной трясине не по шею, а токмо по пояс. Все приятственней.
– То есть, – поддержал богословскую беседу Марсель, – против некоторых братьев во Ожидании можно злоумышлять?
– Не злоумышление сие, – нахмурился епископ, – но братская помощь. Прерывая жизнь грешных, ты обрываешь цепь непотребств, ими творимых, что угодно Создателю нашему и всем добрым людям. Если ты не убьешь врага твоего, он убьет тебя. А не тебя, так ближних твоих. И наступит в Талиге разорение и мерзость, возрыдают вдовы, заплачут сироты, и опечалится Создатель, когда вернется, и спросит сильных: как допустили сие? И сгинут в Преисподней те, кто не защитил дом свой, и край свой, и женщин своих. Уразумел?
– Уразумел, – совершенно искренне произнес Валме. – Чарльз, убивай своего Морена на здоровье.
2
Марсель умирать будет – дурака валять не перестанет. Чарльз дорого бы дал за уменье болтать ни о чем. Когда говоришь, к тебе не лезут с расспросами и советами, пусть трижды благими. Когда говоришь, не думаешь Леворукий знает о чем.
– Спасибо, Валме, – постарался перехватить словесный мяч Давенпорт, – я сделаю это при первой возможности.
