– Добрый вечер, сударь. Как вы себя чувствуете?
– Благодарю вас, все в порядке. Присаживайтесь. Признаться, я не осведомлен о ваших вкусах. Какое вино вы предпочитаете?
– Красное. Я же южанин.
– Сейчас подадут, – рука с тяжелым кольцом-печаткой тянется к звонку. – Позвольте спросить, вы не голодны?
Его завтрак остался дома, обед съел Никола, но ужинать он будет не у Приддов. Если вообще будет.
– Благодарю вас. Только вина.
– Герхард, принесите красного и зажгите побольше свечей.
– Слушаюсь.
Резной дуб, лиловый бархат, потемневшая за века бронза, вельможи с холодными лицами, бесценное оружие, переплетенные в кожу книги и бледный молодой человек, с которым надо говорить и пить вино.
– Сегодня был неплохой день, – о чем бы говорили люди, если б не было погоды? – Правда, к вечеру похолодало.
– Конец осени, – согласился Повелитель Волн, – в этом году странно тепло, по крайней мере в Ракане.
Для Придда Оллария уже Ракана. И для Дикона тоже. Служить одному королю, верить в одно дело и скрестить шпаги? Глупо.
– Мне трудно судить, – осторожно произнес Робер, – я плохо знаю здешний климат.
О чем с ним говорить? Молнии и Волны никогда не искали общества друг друга, разве что Ирэна... Спросить о ней или не стоит?
– Я знаю, вы давно не были в Талигойе.
Он давно не был в Талиге, а в Талигойе не был никогда. И сейчас они оба в Талиге. Дворовые щенки, забравшиеся на кухню в отсутствие повара, но повар скоро вернется.
Валентин ждал, откинувшись на спинку кресла. Серый бархат, герцогская цепь на шее, тщательно расчесанные волосы. Если б не меховой плед на коленях, можно было бы предположить, что Повелитель Волн собрался ко двору.
– Валентин, вы кого-то ждете?
– Я предполагал, что Его Величество пожелает узнать, что случилось.
Логично, но Дику и в голову не пришло напяливать придворные тряпки. Придды всегда были помешаны на приличиях, Джастину это стоило жизни.
Язычки свечей слегка шевельнулись – вернулся Герхард с вином. Закатные твари, в этом доме слуги крадутся, как коты.
– Благодарю, – рука с отполированными ногтями указала на низкий столик, – поставьте и можете быть свободны.
На овальном подносе резвились хвостатые водяные астэры, кувшин и кубки были золотыми, с эмалью. Морские чудища глядели злыми аквамариновыми глазами, прохладно мерцал серый жемчуг. Гальтарская работа! Когда-то она стоила очень дорого, сейчас и вовсе не имеет цены.
– «Змеиная кровь», – негромко объявил Валентин, – или вы предпочитаете какую-нибудь другую?
Любую, лишь бы не человечью, а в логове Спрута змеиная кровь вполне уместна. Робер Эпинэ постарался принять беспечный вид:
– Это хорошее вино.
– Да, особенно если удачный год. Вас не затруднит разлить?
– Разумеется.
Какой пустой разговор, но сын Вальтера неглуп. Откровенности от него не дождешься, это вам не Дикон. Придется спрашивать.
– Если я не ошибаюсь, вы с герцогом Окделлом учились в Лаик?
– Да, – Валентин поднял бокал, – странное совпадение. Двадцать один не зря считают несчастливым числом, нас было ровно столько, и вот двоих уже нет.
– Не все выпускники Лаик доживают до преклонных лет. Нас было тридцать два, сколько осталось – не знаю.
Сколько бы ни было, большинство – враги. Нет, не так, это Робер Эпинэ враг Сержу Валмону, Чезаре Тозачини, Губерту Лецке.
– Что поделать, нам выпало жить на Изломе. – Придд повернул кубок, зеленоватым морским льдом сверкнули гальбрийские аквамарины. – Четверо хотят крови, и мы ее льем.
Четверо или мы сами? Альдо не хочет крови, он ее просто не замечает, а Спрут замечает, но ему все равно.
– Герцог, поскольку ваш поединок затрагивает интересы Великих Домов и поскольку при нем не присутствовали секунданты, я вынужден спросить, что произошло.
– Господин маршал, – прозрачные глаза казались то ли льдом, то ли аквамаринами, – герцог Окделл расскажет все, что сочтет нужным. Я доверяю его красноречию и его памяти.
– У герцога Окделла лихорадка.
– Полагаю, у меня тоже. По крайней мере, все, предшествующее дуэли, из моей памяти выпало. Я помню лишь нашу встречу в апартаментах Ее Величества, а потом – Старый парк.
– И больше ничего?
– Ничего, сударь. Если герцог Окделл вспомнит и сочтет нужным повторить свои слова, он их повторит. Возможно, это вынудит меня возобновить поединок, как только представится возможность.
Спрут все помнит и ничего не скажет. Если и Дикон будет молчать, дело плохо. Потому что от такого молчания до смертельной вражды меньше шага, а Валентин Придд опасен. Дикон – мальчишка. Порывистый, влюбленный, доверчивый, без двойного дна, а что в голове у этого ледяного красавца? Что было в головах его отца, деда, прадеда? Придды мало говорили и еще меньше делали, только ждали. Неужели дождались?
– Благодарю за вино. К сожалению, мои обязанности требуют моего присутствия в другом месте.
Здесь делать нечего, а сидеть в этом склепе то ли с выходцем, то ли со статуей, – и вовсе тошно. Зря он отпустил эскорт, но ждать нет сил.
– Вы направляетесь в свою резиденцию или в казармы?
– Во дворец.
– Я благодарен вам за визит, – бескровные губы раздвинулись в ничего не значащей улыбке, – но я знаю, что вы отпустили своих людей. Увы, Ракану, в отличие от Олларии, нельзя назвать спокойным местом. Вас проводят.
– Благодарю, – хлопнуть бы дверью и послать тебя с твоими каракатицами к кошкам, но нельзя. Потому что мы в одной упряжке и потому что ты прав – в одиночку по столице лучше не разъезжать. Особенно лучшему другу Его Величества.
2
– У Его Величества послы Гайифы и Каданы, – сообщил дежурный порученец и картинно поднял руку в допотопном приветствии. Если так пойдет и дальше, придется перейти на сандалии и хитоны.
Робер вяло отмахнулся от свежеиспеченного «гальтарца» и отошел к окну. Внизу, в висячем садике, сменялся караул. Незнакомый офицер в новом мундире вышагивал впереди гимнетов, выглядевших как причуда портного. Мастера гнут спину днем и ночью, готовясь к коронации. Заплатят ли им или просто не убьют и не ограбят? И куда потом все это девать?
Офицер взмахнул шпагой. Охранявшие кадку с облетевшим деревом солдаты стукнули алебардами об пол, уступая место товарищам. Кадка была надежно защищена, и не только кадка. Дворец караулит чуть ли не тысяча вояк, а всего у Альдо тысяч двадцать высиженных Манриками кукушат, две тысячи южан и не поймешь сколько каракатиц. На то, чтоб держать горожан в узде, хватает, на то, чтоб остановить бунт, когда он начнется, – вряд ли, а о том, чтобы отбросить Савиньяка или бергеров, – и говорить не приходится.
