Виндблуме… Плечи, седина, норов… Закатные твари, так это не просто Катершванц! Это барон Ульрих-Бертольд собственной персоной. Спустился с гор спасать Талиг… Бедные племянники, простые и внучатые, бедная Западная армия, бедный город Мариенбург!
— Господин барон, вы прибыли…
— Опыт — это замое фажное! Не перебивайте зтарших, молодой шеловек, они фам раскроют глаза, иначе фы так и останетесь неумелым шонглером, который только фоздух мошет звоей иголкой протыкать…
Ариго с тоской покосился на Придда, полковник держался. Больше рядом не было никого, если не считать часовых и денщика с лошадью. Катершванцы сбежали, и осуждать их за это Жермон не мог. Слава младшего брата барона Зигмунда гремела по всему Северу. В молодости он в немереном количестве истреблял врагов Талига, к старости стал ужасом соотечественников. Теперь Жермон понимал почему.
— Фот фы, — перст ожившей легенды едва не проткнул Ариго живот, — шем фы здесь занимаетесь? Кому фсе это нушно…
— Мне! — огрызнулся Ариго, понимая, что еще немного, и он пойдет на прорыв. — Барон, я наслышан о ваших подвигах, но…
— Мои потвиги не родились на пустом месте. — Воистину спастись от Ульриха-Бертольда можно только бегством! — Я с юности софершенстфую сфое искусство фладения тостойным фоина орушием!
О баронском оружии Ариго тоже слышал, и не раз. Обладая, несмотря на малый для Катершванца рост, даже не медвежьей, а турьей силой, Ульрих-Бертольд повсюду возил за собой чудовищные доспехи и еще более чудовищный шестопер, врученный воителю в качестве награды еще отцом Рудольфа. Огнестрельного оружия ветеран не признавал, равно как и шпаг с палашами, осуждая едва ли не все, что делают другие, особенно «молодняк». Внучатые племянники объясняли сварливость родича врожденным одиночеством: Ульрих-Бертольд не имел близнеца.
— Мне шестьдесят фосем лет, молотой шелофек! Шестдесят фосемь, но я кашдый тень…
Он каждый день. Каждый день он. День он каждый… Шестьдесят восемь лет каждый он день… Земля качалась и по-конски фыркала, по небу шли желтоватые полосы, по ним, извиваясь и бурча, ползли недовольные шестоперы… каждый они день. Ползли… Ползут… Будут ползти, потому что полосы на небе не пересекаются…
— Господин барон, прошу меня простить, — то ли отчеканил, то ли проорал Придд. — Генерала Ариго ровно в полдень ожидает маршал Запада. Господин генерал, мой долг — напомнить вам об аудиенции.
— Фы не фешливы… Когда коворят зтаршие…
— Маршал ждет! — выкрикнул Жермон. — Прошу меня простить… Срочно!
— Господин барон, — Валентин, шагнув вперед, отвесил церемонный поклон, повергший барона во что-то вроде удивления, — если на то будет ваша добрая воля, я хотел бы использовать представившуюся мне счастливую возможность и получить совет Грозы Виндблуме. В Олларии я уделял своей подготовке недостаточно внимания и получил заслуженный урок. Оказавшись на Севере, я дал клятву исправить допущенную ошибку…
2
Жермон бежал. Трусливо покинув на растерзание доблестный арьергард, притворяясь, что исполняет несуществующий приказ. Единственное, что хоть как-то оправдывало беглеца, это репутация Ульриха-Бертольда. Ветеран был двужилен и беспощаден, но сейчас встретил достойного противника. Жермон не отказался бы проследить за развитием событий. С безопасного расстояния. Например, с Агмарена.
Удирающий генерал на ходу подкрутил усы и уверенно — притворяться так притворяться — свернул к загородному дому, предоставленному в распоряжение фок Варзов советником мариенбургского магистрата. Возле грустной замшелой статуи на Жермона налетел адъютант командующего. Вольфганг желал немедленно видеть генерала Ариго, так что вранье оказалось не враньем. В самом вызове ничего особенного не было. Старик, прикидывая план кампании, любил говорить с подчиненными, а Жермон уже лет десять ходил у него в маршальских любимчиках. Генерал доверием гордился, хотя спорить с командующим после Старой Придды стало невозможным. Если б хотя бы знать, делился Рудольф с фок Варзов сомнениями на его и свой счет или нет…
— Господин генерал, вас ждут. Проходите.
— Что за Хербсте? — с ходу спросил маршал. — Все то же?
— Да. — Едва прошел лед, «фульгаты» бросились на северный берег в поисках противника. И тут же с ним столкнулись: просторы Гельбе прямо-таки кишели разъездами. Бруно изо всех сил старался скрыть от противника свои маневры, в чем и преуспел. Было ясно, что фельдмаршал двинулся на юг, но понять, куда именно он нацелился, так до сих пор и не удалось. Оставалось читать Пфейтфайера и гадать, чем и занималась Западная армия — от господина командующего до кашеваров и цирюльников.
— Садись, — распорядился фок Варзов. — Что ты такой встрепанный?
На такой вопрос был ответ и… ответ. Жермон не находил себе места из-за опасений Рудольфа и собственных страхов, как военных, так и вовсе непонятных, но тянулось это не первый день. Сегодня же ничего особенного не случилось. Если не считать воителя с шестопером. Свести все к шутке, пожаловавшись на шестоперного барона? Проклятье, раньше он обходился без уверток, но раньше его не прочили на чужое место.
— Что-то ты, друг мой, неразговорчив. Сестра? Решил, что умерло, да рано…
— Все сразу. — О Катарине он почти не думал. Только удивился, узнав, как она схватилась сперва с Манриками, а потом и с судьями. Время и война превратили сестру в подлинную королеву. Такая могла бы поспорить и с отцом, но граф Ариго не дожил даже до свадьбы дочери…
— Это ты верно сказал: «сразу», — буркнул маршал и потянулся за яблоком. Ноймаринен, когда думал, бродил по кабинету, фок Варзов сидел в кресле, смотрел на карты и, если удавалось, грыз яблоки. Сейчас яблок хватало — зимних, привядших, но Вольфгангу годились любые. — Не хочешь говорить о своих делах, поговорим о Бруно.
— Я сбежал от Ульриха-Бертольда, — через силу улыбнулся Жермон. — Он застал нас с Приддом во время учебного поединка.
— Можешь не продолжать, но за бергерские полки я согласен терпеть дюжину ульрихов.
— Полки? — подался вперед Жермон. — Сколько?!
— Четыре. Маркграф сделал больше, чем обещал, — порадовал фок Варзов и тотчас сдал назад, — но больше нам ничего не светит. Разве что к осени, но до этого дожить надо.
Надо. И Западной армии, и Дораку, и тем, кто сейчас в Олларии. О том, что Алва еще может выйти из Нохи и подставить Северу плечо, фок Варзов не сказал и не скажет. Война суеверна, особенно на Изломе.
— Четыре полка бергеров Бруно не обрадуют, — ушел от Олларии Жермон. Фок Варзов аккуратно присоединил к горке огрызков останки очередного яблока и уставился на карту. Мешки под глазами маршала становились все заметнее. Рудольф не мог этого не видеть, вот и забеспокоился. Не из-за возраста Вольфганга, из-за здоровья.
— Бруно не радоваться нацелился, а воевать. — Фок Варзов покосился на дверь. — Не забудь поздравить Райнштайнера, когда явится, с генеральством. Я свожу всех бергеров в один корпус и отдаю ему.
