3
Он и в самом деле был голоден, значит, не врал и в другом. В том, что болезнь уходит. Лихорадка на болоте и в тюрьме цепляется даже к счастливчикам, если, конечно, то, что творит судьба с Рокэ, называется счастьем. Хотя сказал же кто-то, что счастье есть жизнь, а он все еще жив и все еще в седле… Опять она про седло, то есть про Моро и Ракана. Возник ниоткуда, нагадил и умер так же дико и быстро, как появился, а беда пока тут. Большая беда на всех и маленькие беды многим… Савиньяков на сей раз обошло. Двенадцать лет назад подлость забрала самое дорогое и отправилась к другим. Теперь может вернуться…
— Вы слишком печальны для весны, Арлетта. — Росио вечно вытаскивал других за волосы из дурных снов и нелепых настроений. — Неужели память о борове не смыта в волнах сирени? Вспомните, в ваше озеро весной гляделся ирис, а не Колиньяр. Таков один из законов мироздания, наиболее приличный, на мой взгляд.
— Я не думала о мироздании, — призналась Арлетта, — я думала о свинстве, но больше не буду. Притча готова. Гонец к Гектору выезжает с рассветом. Ты прочел письма?
— Просмотрел. Савиньяки должны быть маршалами, это еще один из законов. Скажите Мадлен, что она плачет зря. Что было — оплакивать поздно, что будет — рано, а в эту ночь грустить не о чем. Весенними ночами не плачут, а целуются и сходят с ума.
— «Весна танцует с ветрами, — вполголоса напомнила Арлетта, — а лето поет и плачет, забудь о слезах до лета — весна танцует с ветрами…» Твоя гитара тебя ждет.
— Я не готов к ней вернуться. Не сегодня… Но до отъезда вы услышите все, что хотите.
— Ты рискуешь охрипнуть. Альдо Ракан походил на Карла Борна?
— Он был красив. Высок, хорошо сложен. — Рокэ не любил прошлое, Арлетта тоже не любила, но не спросить не могла. — Пожалуй, издали Альдо мог сойти за Борна или даже за Придда, но Карл Борн предавал и убивал не во имя себя. Он не был ни глуп, ни глух и понимал, что творит. Ненавидел себя за это и все-таки делал. Так бывает чаще, чем вы думаете, хотя Альдо случаются еще чаще… Сей молодой человек не пускал слюни и не сосал тряпку, но как король был слабоумен.
— Тогда как он победил?
— Победил? — удивленно поднятая бровь. Как сильно и зло блестят глаза. Лихорадка? Нет, что-то другое, трудноуловимое и непреклонное. Это с ним бывало и раньше.
— Я неточно выразилась. Не проговорись об этом Гектору, он меня загрызет. Росио, как этот… принц взял Олларию? Я не про мелочь, вроде Рокслеев, я про все сразу, от Эпинэ до Хексберг. Только смерти Сильвестра и гайифского золота для такого мало.
— Не знаю. — Смотрит прямо, но это ничего не значит. Сильные мужчины защищают женщин даже ложью. — Савиньяки одолжат мне приличные пистолеты?
— Не одолжат, продадут. — Уходит от ответа — значит, либо врет, либо до конца не уверен. — За пару ветров или пару сапфиров.
— Что неприятно в моем нынешнем положении, — задумчиво протянул Рокэ, — это отсутствие карманных сапфиров и скопившиеся долги. Мало мне Леворукого, теперь еще и Валмоны…
— И Лансары, — мерзостью перебила богохульство Арлетта. Графиня не была суеверна, но разговоры о Леворуком ее пугали. Не всегда — только в устах Росио. — Они твердо решили истощить твои прииски.
— Опять мальчик? — Снова этот блеск в глазах. — Невероятно!
— Это может быть и местью, — задумчиво произнесла графиня, — и ты даже не представляешь, сколь страшной. Особенно вкупе с твоими… подарками. Изумруд за чужого сына, жемчужина — за чужую дочь. Зачем тебе это?
— Дал слово. Готов согласиться, что опрометчиво, но теперь ничего не изменишь. Разве что милый ангел прекратит наконец рожать. Восемь детей за двенадцать лет — и в самом деле слишком…
— Она больше не любит мужа. Пожалуй, даже ненавидит. Мадлен говорила, Эдит теперь берет камни сама… Она хранит их у ювелира. Рокэ, кто ее мать? Где она сейчас?
— Как-то не задумывался.
— Только швырял драгоценности. — За деланую усмешку следовало бы надавать себе пощечин! — Я никогда не спрашивала, потому что знала — Арно любил меня и только меня, все прочее — ошибки, слабость, выпивка, если угодно, но я хочу знать, кто она была!
— Кто она была? — переспросил Росио. Он, спокойно говоривший о самом диком, казался растерянным. — Я слишком засиделся в Нохе. Ничто так не отупляет, как безделье…
— Просто ты — мужчина и при этом не муж, не отец и даже не брат. Ты забираешься к дамам в окна, затем — в постель, утром прощаешься и забываешь. Ты, не дамы! Будь у тебя жена, она бы рано или поздно начала спрашивать. Только вряд ли тебя.
Синий взгляд сделался темней. Рокэ молча вертел в руке листок сирени. Он пока не был пьян, она никогда не стала бы расспрашивать пьяного. Она вообще бы не стала расспрашивать, просто началось с сапфиров и понеслось, не остановиться.
— Вы зря считаете Эдит Лансар дочерью вашего мужа. — Пальцы разжались, зеленое сердечко упало на скатерть. — Ее девичье имя Эмильенна Карси… Вы могли его слышать.
4
Арлетта не упала не потому, что сидела, а потому, что была сразу и Рафиано, и Савиньяк. Она просто подтвердила, что слышала о доме на Винной улице. Доме Карси. Нечто глупое и мелкое внутри ахало, хлопало крыльями, порывалось соболезновать, но Арлетта не дала ему вылететь.
— Если б я знал о ваших подозрениях, я бы рассказал вам об этой семье раньше. — Росио спокойно взял бокал. Когда горят свечи, красное вино похоже на шадди, если только не рассматривать его на свет. — Я не хотел признаваться, какого дурака свалял, и еще больше не хотел следствия. Мужчины были мертвы, оставалось отыскать женщину и узнать правду. Всю. Я знал, что маршал Савиньяк вернулся в столицу. Мы виделись как раз накануне моего… приключения.
— Можешь больше ничего не говорить.
Водворение в соседний городок внебрачной дочери Арно графиня восприняла почти спокойно. Жить рядом с помогавшей убивать Росио дрянью — увольте!
— Благодарю за разрешение, но я вынужден рассказать все до конца. Когда я закончу, вы поймете почему. Вы можете упрекнуть меня в дурном вкусе, и поделом, но я был от юной Эмильенны без ума. Нет, я понимал, что мою богиню не причислишь к первым красавицам Талига — так же, как и Катарину Ариго, к слову сказать, — но моему безумию это никоим образом не мешало. Я был готов на все, лишь бы мне сказали «да». Пожелай Эмильенна, чтобы я сделал ее королевой, я бы задумался и не знаю, до чего бы докатился… К счастью, девица Карси уже была влюблена в господина Лансара. Этот достойный человек служил, вернее, прислуживал в ведомстве супрема, но мечтал о горних высях. Ради них он ввязался в заговор, но и там оказался на побегушках. Со временем наш честолюбец выдал бы всех Сильвестру в обмен на что-нибудь приятное, но заговорщикам повезло — появился я! Лансар решил добыть из моей смерти должность, титул и владения. Именно в таком порядке. В успехе он не сомневался, так как был глуп.
Короче, Эмильенна написала мне письмо, затем другое и наконец назначила свидание, на которое я и пошел… даже не пошел — полетел.
