Придду поверили, потому что пролитая Людьми Чести кровь была настоящей. Узнай столица о победах Альдо чуть позже, Валентин разделил бы судьбу семьи, а Катари получила свободу из рук Альдо и не считала бы себя обязанной мужу! Все испортили бегство временщиков и бестолковая выходка Оллара.
— Прости, мой мальчик, я заставил тебя ждать. Когда остаешься наедине с совестью и Создателем, время течет слишком быстро, хотя я же забыл… Ты нашел себе других богов, а чистая совесть молчалива. Это я погубил тех, кого хотел спасти. Ты и ее величество уцелели чудом…
Штанцлер подошел очень тихо, а вернее, это Ричард слишком глубоко задумался.
— Я вас подвел, — сказал Дик то, что должен был сказать сразу же. — Ворон догадался обо всем… Я ничего ему не говорил. Ничего!
— Ты же Окделл, — вздохнул бывший кансилльер. — Я слишком долго жил среди мерзавцев с двойным дном и забыл, что подлость доступна не всем. Даже ради достойной цели. Алва все прочел по твоему лицу… По сути, я развязал кэналлийцу руки, ему осталось лишь отослать тебя и исчезнуть самому. Остальное доделал Сильвестр… Я не мог, не могу понять лишь одного: как тебя уговорили уехать к Раканам… Поверить, что сын Эгмонта бежал, я не мог.
— Я не бежал!
Как объяснить, что его ни о чем не спрашивали?! Святой Алан, да с ним вообще не разговаривали — впихнули в карету, довезли до границы и выбросили, швырнув кошелек с золотом…
— Конечно, нет. — Штанцлер поправил плащ; на Дика он старался не смотреть. — Я не вправе тебя ни о чем спрашивать, к тому же ты слишком легко одет. Отведи меня назад или позови кого-нибудь. К сожалению, я не могу ходить по Багерлее без сопровождения.
— Эр Август, что вы хотите знать?
Влажный холод забрался не только под плащ, но и под камзол, но уйти в тепло, не объяснившись, Дикон не мог. Мнение спрутов и прочей мерзости его не заботило, даже Робер мог думать что угодно, но Штанцлер должен понять. И поверить.
— Мне важно лишь одно. — Голос бывшего кансилльера слегка дрогнул. — Как вышло, что ты оказался в безопасности, а десятки людей были схвачены по обвинению в покушении на жизнь Алвы? В том числе и ее величество…
Мы живем в ужасные времена, Дикон, а ужасные времена рождают ужасные подозрения. Люди начали говорить, что ты купил себе жизнь ценой даже не признания, а оговоров. Ты сказал, что хотелось Ворону, и он тебя отпустил. Конечно, окажись ты в руках Дорака, ты был бы давно мертв, но Алва живет по своим законам. Его слову можно верить, ты успел это узнать и выжил.
— Вы… вы тоже так думаете?
— Нет, — медленно проговорил эр Август, — теперь не думаю, но… Был страшный миг, когда я поверил. После убийства несчастных Ариго… Я не могу назвать то, что сделал Ворон, иначе, хотя он не нарушил ни единого правила. Этот человек убивает законом, как шпагой. Так было в Сагранне, так было на суде… Окажись Альдо Ракан чуть больше мальчишкой, на троне бы вновь сидел Фердинанд.
— Альдо не боится Ворона!
— И зря, — отрезал Штанцлер, став похожим на того эра Августа, что распекал проигравшего фамильное кольцо юнца. — Правитель должен бояться того, что действительно страшно, а Алва страшен. И он умеет заставить других делать то, что нужно ему. Эгмонта заставил принять вызов, тебя — уехать…
— Я не уезжал! — Дика все сильней била дрожь. В лесу Святой Мартины и то было теплее. — И я… я даже не видел эра Рокэ. Он отдал меня Хуану и ушел… Я увидел его только на суде.
— Что сделал с тобой этот работорговец? — Рука эра Августа впилась Дику в плечо. — Говори… Во имя Создателя.
— Ничего… Меня просто увезли. На границе дали подорожную и шкатулку. С приказом вскрыть в Крионе, но там не было ничего. То есть не было письма. Только кинжал Алана, который у меня отобрали, и ваше кольцо…
— Яд и клинок… Выбор приговоренного к смерти. Твое счастье, что ты не понял приказа.
— Приказа?
— Ворон и не думал тебя отпускать. Он знал, что для Повелителей Скал честь превыше всего, но он просчитался. Древний закон забыли даже в Надоре. На этот раз шпага Алвы встретила пустоту.
— Я должен был… покончить с собой? Я бы сделал это! Клянусь Честью, сделал бы! Я хотел выпить яд, эр Рокэ мне не дал.
— Конечно, не дал. Мертвый Окделл — молчаливый Окделл. Сбежавший в Крион и покончивший с собой якобы в припадке раскаянья, ты подтвердил бы подлинность своих показаний. Отпущенный и выживший, ты подсказал Ворону выход…
— Я?! Я подсказал выход?
— Разумеется. Если ты не понял послания и остался жив, значит, старые законы забыты. Альдо Ракан решил судить Алву по гальтарским кодексам, и тот согласился, хотя мог отвести судей. Он много чего мог, но ничто не давало ему такого преимущества, как ваше невежество. Невежество, о котором ему поведала твоя жизнь.
Кэналлиец — страшный противник, он не забывает ничего, а у Альдо Ракана есть недостаток. Со временем он пройдет, но это время нужно иметь… Сейчас этот недостаток может оказаться роковым. Это молодость, Дикон.
Я не знаю, чего добивается агарисский кардинал, но он служит не Создателю, а себе, и хочет, чтобы Создатель служил ему. И все равно, вмешавшись, он спас и короля, и тебя, и Талигойю. Дуэль с Вороном не пережил бы никто из вас, разве что Эпинэ. Его бы Алва не тронул.
— Они не друзья! Они не могут быть друзьями… У эшафота все вышло случайно, Робер исполнял приказ. Он должен был отпустить заложников, если эр Рокэ сдастся…
— Все верно, только Эпинэ не хочет жить. Его мучает, что он живет за отца, за братьев, двое из которых могли бы стать великими людьми. Чувство долга велит Иноходцу жить, но он был бы счастлив погибнуть в бою. Ворон его понимает. Тот, кто сам ищет и не может найти смерти, всегда поймет товарища по несчастью. Алва дважды мог освободить Эпинэ, но он никогда этого не сделает, вынуждая мучиться бесконечно. Раньше это Ворона забавляло, теперь он мстит, ведь Робер разбил его собственные планы. Кэналлиец хотел погибнуть в бою у эшафота, поставив безумную точку в своей безумной жизни, а ему не дали…
Мне не хочется об этом говорить, но единственный уцелевший внук Анри-Гийома не очень умен. Храбр, честен, предан, но как ординар, а не как Повелитель. Конечно, ты со мной не согласишься, но старость видит дальше молодости…
Знал бы эр Август, что Альдо считает так же. Дело не в старости и не в молодости, а в том, что это правда. Иноходец неумен, и он так и не оправился от полученной у Ренквахи раны. И не оправится.
— Эр Август, я не хочу об этом говорить.
— Тогда проводи меня. Создатель, ты же совсем закоченел!
— Нет, — соврал Ричард, но так неловко, что Штанцлер лишь покачал головой и уверенно свернул в один из проходов.
— Я знаю в Багерлее только одну дорогу, — негромко сказал бывший кансилльер, — ту, что ведет к храму, но ее я изучил отменно. Бедная Катарина, она была лишена даже этого. Оставить королеве дам и украшения, которые ей не нужны, но отлучить от Создателя, которому она предана всей душой… Вряд ли наследники Дорака сделали это по недомыслию.
