— Жильбер!
— Да, монсеньор! — расплылся в мальчишеской улыбке Сэц-Ариж. Как просто жить, поделив мир на ненависть и любовь, счастье и беду.
— Разыщи мэтра Инголса, он должен быть у себя. Скажи, что… что документ, который он готовит, нужен немедленно. И пошли к Капуль-Гизайлям. Пусть никуда не выходят и меня не ждут. И отправь к ним в помощь четверых солдат. Мало ли…
— Да, монсеньор!
Гнедая весело фыркнула и помчалась легким галопом по Кухонной. Жильбер чувствовал коня, не то что Альдо. Сюзерен считал себя знатоком лошадей и людей, ему все потакали, и его убили лошадь и человек. Карваль… То, что пришло в голову Халлорану, не могло не осенить и Никола. Маленький генерал вновь решил за своего монсеньора и привел к Альдо смерть. Проклятье это или благословенье, когда не ты выбираешь из двух зол, а другие? Дед, осенние охотники, Никола, Альдо, Придд и снова Никола. Ты не решаешь, ты бежишь от перекрестка к перекрестку, а перед тобой закрываются все двери, кроме единственной. Ты — конь под седлом судьбы, только конь может сбросить всадника. Моро сбросил.
— Во дворец, — коротко велел Робер. Передышка кончилась. Вновь стало муторно от осознания непоправимости жизни. Альдо верил своему маршалу до конца, потому и просил о последней услуге. И о Матильде. Отвернулся от едва не погибшего под копытами Дика ради предателя, а теперь ничего не скажешь, ничего не объяснишь, ни в чем не признаешься. Даже в том, что, будь ты честен хотя бы в отношении верховой езды, друг не попытался бы оседлать погибель, а если б и попытался, то не по твоей вине.
Конский цокот, солнце… Оно все еще не зашло. Ажурные тени на мраморных плитах, вазы с бронзовыми цветами, флюгера и статуи. При Раканах дворец был крепостью, Раканы боялись. Подданных, врагов, церковников и себя. Оллары рвы засыпали, а стены и решетки из защиты стали украшениями. Занять новый дворец так просто…
Площадь Святого Алана. Она еще не знает, что вновь станет Фабиановой. Вместо срытой колонны торчит закладной камень. Как нарыв. Памятника пращуру Дика здесь не будет, а что будет? Новая колонна? Храм? Статуя? Или просто плац? У Олларов вряд ли скоро дойдут руки до монументов — слишком много трат впереди и никакой надежды на гальтарские силы и гоганское золото.
Причудливые решетки опущены, в ближнем дворе топчутся гвардейцы. Слишком много для обычного дня, хотя их же собрал Альдо. На конные учения… Их никто не удосужился отменить. Государь задерживается, люди ждут, но государь не придет.
— Мой маршал, — оттарабанил гвардейский капитан, — командующий гвардией генерал Тристрам в зале Зверя. Собрались все, ждут только вас. Мой маршал, разрешите выразить вам свое соболезнование.
— Уже знаете? — вяло удивился Эпинэ и вспомнил, что задержался. Сперва в Нохе с Ричардом, а потом и вовсе ускакал куда глаза глядят, не заметив бросившегося следом Сэц-Арижа и десятка южан. Он гнал полумориска до самого Данара, затем долго стоял у взбаламученной, почти вышедшей из берегов реки и пытался думать, а перед глазами плясали ядовито-зеленые круги.
— Монсеньор, — голос гвардейца был казенно бодрым, но в глазах было сочувствие, — гимнет-капитан Мевен сообщил о несчастье.
Конечно, Мевен… Еще один не успевший предать делом, но не мыслью.
— Спасибо за сочувствие, капитан. — Робер спрыгнул с Дракко. На мгновенье показалось, что ноги увязли в камне, как в грязи. Кто-то увел коня, кто-то распахнул дверь, кто-то взял «на караул». Гвардейцы и гимнеты продолжали нести службу, а часы — отсчитывать время, которого опять не хватало. Жизнь высосала запутавшегося в интригах Эпинэ не хуже паука, но оставшаяся шкурка все же пыталась думать. О Катари, о Матильде, об Олларии. Надо вызвать Халлорана, рассказать все как есть и поручить ему барсинцев. Тристрама лучше убрать прямо сейчас. Гвардию примет Пуэн. И еще нужно решить с «надорским» полком и с Диконом….
Эпинэ слишком хорошо помнил о Маранах, чтобы сразу объявлять о смерти Альдо, но что-то предпринять следовало немедленно. Городом займутся Карваль и Халлоран, Левий им поможет, а манифест придется писать Инголсу, только сперва нужно дать придворным время разбежаться, по возможности сохранив лицо. Собрать Совет эориев? Дикон болен и в отчаянье, Придда нет, старшего Тристрама — тоже. Остаются Карлион, Берхайм, Дэвид и… Алва. Законный регент Талига. Хозяин Моро. Бывший эр Дикона. Он удержит город от мести. Если захочет…
Сверкнуло, отразившись от щита со Зверем, солнце, свежая позолота сияла нестерпимо ярко. Теперь на Марагонскую лестницу вернут трофеи Франциска и Рамиро. Если, разумеется, их не сожгли, но гербы и знамена — дело двенадцатое. Игрушки для королей, за которых правят маршалы и кардиналы.
— Господин Эпинэ! — Окрик был громким, но каким-то писклявым. — Потрудитесь остановиться!
На верхней площадке у нагнувшего рогатую голову новенького позолоченного атлета стоял Лаптон. В окружении «полуденных» с алебардами. Брякнуло и за спиной. Робер обернулся. Вниз дороги тоже не было.
— В чем дело? — осведомился Иноходец. Вопрос для Лаптона оказался слишком сложным. Толстяк шумно задышал и завертел головой. Из-за его спины вынырнул Вускерд.
— Господин Эпинэ, — в отличие от гимнет-капитана экстерриор говорить не разучился, — вы арестованы как ближайший друг и пособник узурпатора.
— Кого? — переспросил Робер. Он просто недопонял, но Вускерд оскорбился и разразился речью. О кровавом Ракане, святых Фердинанде, Катарине и Алве, гнусном предательстве и страданиях всех честных талигойцев. Речь была прекрасной и даже правдивой, но Робер расхохотался прямо в холеное, праведно возмущенное лицо. Он не собирался никого оскорблять, все вышло само собой, а остановиться не получалось. Иноходец задыхался от смеха в кольце гимнетов и гвардейцев. Выпученные глаза Лаптона, топорщившийся ус какого-то «полуденного», солнце на рогах статуи — все вызывало у пособника приступы непростительного хохота.
Вускерд с достоинством скрылся за разноцветными по случаю переворота спинами, Лаптон тоже отступил. Закатные твари, они же боятся… Помнят про разбойников у Марианны, не хотят нападать, но Дорака с кэналлийцами все равно боятся больше.
— Герцог Эпинэ, — потребовали из-за солдатских спин, — сложите оружие! Мы гарантируем вам безопасность и справедливость. Лишнее кровопролитие лишь ухудшит ваше положение…
Ничего оно не ухудшит, нечего тут ухудшать. Все еще задыхаясь, Эпинэ вытащил шпагу. Вускерд понял неправильно и исчез уже окончательно. Лаптону деваться было некуда — зад гимнет-капитана упирался в постамент рогатого. Солнце мазануло по золотой морде; казалось, та брезгливо морщится. Робер вновь взвыл и замахал свободной рукой на радетелей дела Олларов. Гимнеты переминались с ноги на ногу, по волоску отступая от спятившего маршала.
— Дальше, — простонал Робер, понимая, что все опять сделали за него. — Лаптон… Досказывайте… Я… вас не трону…
— Я не понимаю! — с обидой произнес толстяк, прижимаясь к недовольному рогачу. — Что здесь смешного?
