— Вы зря принимаете нас за разбойников, — укорил он продолжающих галдеть птиц. — Мы исключительно достойные люди, хоть и небритые. Судить, исходя из внешнего вида, могут лишь обладатели птичьих мозгов. Или та-раканьих.
Ехавший чуть впереди с конем Алвы в поводу Шеманталь прыснул. Что и требовалось. Заблудившийся проводник не станет ржать над дурацкой сказанной полушепотом шуткой, значит, они едут правильно, а тополя могут дразниться сколько им угодно. Никаких поворотов и постоялых дворов тут нет лет семьсот, зато к утру они доберутся до приличных мест, где шуруют адуаны Коннера, а не молодцы Альдо. Можно будет выспаться, вымыться, найти повозку, послать кого-нибудь за Котиком и новостями.
Волкодава не хватало все сильнее. Мало того что приходилось есть на ходу, так на это еще и не смотрели с тоской и любовью, отчего сухари и вяленое мясо теряли последнее очарование. Да и чужаков Котик учуял бы загодя, хотя в здешних краях после захода солнца можно налететь разве что на лиса или барсука. Даже странно, что заросшие кустарником холмы и буераки некогда были знаменитыми на весь Талиг огородами. Потом в них завелась вылезшая из Старой Барсины скверна, от которой отгородились серебристыми тополями. Сворачивать с обсаженной деревьями дороги было запрещено лет двести. Достаточно, чтобы привыкнуть ездить в обход, тем более что обход этот при Олларах стал кратчайшей дорогой в Приморскую Эпинэ. А барсинские огурцы так и пропали, остались лишь легенды. Папенька, впрочем, в лишенные зернышек зеленцы длиной в локоть, что не теряли свежести и не желтели даже к осени, не верил.
Впереди показался обглоданный временем столб. Перекрестье дорог… Место встреч и ошибок, с которых начинается добрая половина сказок. Справа пряталось брошенное городище, слева наверняка тоже что-то имелось. Будь виконт нечистью, обязанной глотать бестолковых путников, он бы засел именно тут. И наверняка остался бы без ужина, потому что путники проезжали здесь редко. Валме завертел головой, пытаясь хоть как-то осмотреться во все еще красноватых сумерках.
Стены из тополей, тычущийся в небо обелиск, ранняя звезда над ним… Это было красиво и тревожно, как на гравюре. Только у камня никто не стенал и не истекал кровью. Фыркнул конь, тенькнула ночная пичуга, обелиск отступил назад, канул во тьму, звезда осталась…
— Кольцо Эрнани, — хрипло сказали совсем рядом.
— Что? — не понял Марсель и едва не влетел в спину осадившего коня Шеманталя.
— Обелиск, — устало объяснил Алва. — Они стоят по всему Кольцу. Вернее, стояли… Поворачиваем… Налево.
2
Толстая дама в сером шмыгнула носом и попросила подождать. Лицо у нее было заплаканным, опухшим и знакомым. Робер уже видел эту толстуху, но имя напрочь вылетело из памяти. Дама протиснулась в свежевызолоченную дверцу, покинув гостя среди огромных, с кошку, ласточек и небольших зверей, тянувших в разные стороны конские и кабаньи головки.
Незадачливые местоблюстители первым же приказом повелели очистить дворец от всего связанного с Раканами, но до апартаментов королев сдиравшие портреты и гербы слуги добраться не успели. Катарина вернулась в свои бывшие комнаты и попросила ничего не трогать. Звери были помилованы. Надолго ли?
Робер с непонятным ему самому сочувствием тронул подавившуюся молнией мордочку и прошелся парадной анфиладой. Здесь Первый маршал Талигойи еще не бывал. В отличие от краснодеревщиков и обойщиков. Альдо готовился к свадьбе на совесть, а урготская невеста питала пристрастие к розовому и золотому. Еще она любила пионы и крокусы, на ее гербе была ласточка, а письма украшали голубки любви, барашки невинности и мотыльки роковой страсти. Мастерам велели угодить будущей королеве, и они не подвели. За малиновой приемной ярко розовела гостиная, нежно — кабинет, и стыдливо — будуар. Парадная столовая золотилась, Голубую пятнали многочисленные пионы, а Угловая опочивальня тонула в птичьих шпалерах, судя по количеству, фламинго, добытых в особняке Манриков…
— Робер! — Сестра в тяжелом траурном наряде держалась за дверь и робко улыбалась. Перекинутые на грудь косы превращали ее в перепутавшую платье девочку. — Как хорошо, что ты пришел! Только ты же, наверное, занят.
Извиняется, а не упрекает, хотя следовало бы. В этом она вся.
— Ты все напутала, — неловко пошутил Робер. — Что для подданного важней беседы с регентом?
— Тогда, — решила Катари, — пойдем в Музыкальную. Там… не так розово.
Мебели в парадных комнатах почти не было, но в полупустой Музыкальной на козлах возлежал белый занавес с золотыми ласточками и стояло несколько кресел. Тоже белых с золотом. Катарина провела по атласу узкой ладошкой.
— Тебе нравится? — заговорил Робер. — Никогда бы не подумал…
— Я очень боялась. — Она думала о чем-то своем. — Боялась сюда возвращаться. Я не знала, что они все поменяли. Не оставили ничего… Это больше не мои комнаты. Я обещала Левию два месяца, теперь я смогу тут… жить.
— Не надо было тебе вмешиваться, — зло сказал Эпинэ. — Тем более сейчас!
— Меня никто не заставлял, — замотала головой Катари. — Никогда не заставлял. Я сказала «да» у алтаря. Я захотела стать королевой, я забыла про… маки Ариго и отдала себя королю, а значит — Талигу. Мы во многом виноваты… Фердинанд уже ничего не исправит, но мне Создатель дал возможность искупить. Я помогла Мевену спасти… Рокслея и других.
— Не надо прятать меня в каких-то «других», я…
— Ты — брат Мишеля, только я никого не щажу! — Теперь она теребила косу. Потеряла четки или решила, что королева не должна выказывать свою веру? — Щадить таких, как мы, сейчас страшный грех… Если б Левий меня пожалел, он стал бы преступником. Ребенка послал мне Создатель, чтобы погасить войну. Самую страшную, когда врагами становятся соседи, друзья, даже братья…
— Ты же хотела, чтобы сын был только твоим!
— Я хочу, но… Нельзя перестать быть королевой. Перестать быть матерью можно, я почти сумела… Королевой — нет. Те, кто хочет власти… Манрик, Колиньяры, твой… покойный друг… Они хотели приказывать, хотели лести, золота, войн. Им не понять, что так помазанниками Его не станешь! Создатель ищет тех, кто бежит власти, для кого она — кромешный ужас. И избирает…
Создатель ли? Кто запряг Ворона Рокэ в верность, а Иноходца Эпинэ в мятеж? Всяко не благая сила, но не спорить же с едва стоящей на ногах… королевой. Вчерашней узницей, завтрашней матерью. От Талига Катари не отступится, не отступилась же она от мужа. Эпинэ с деланой лихостью дернул здоровенную золотую кисть:
— А все-таки лучше этот кошмар заменить!
— Зачем? — Светлый взгляд равнодушно скользнул по недоделанной роскоши. — Через два месяца я уеду в Ариго… Если позволит Жермон. Брат не хочет помнить наш замок, наше детство, я не хочу помнить эти покои. Пусть сюда придет новая королева. Жена Карла… Она будет с ним счастлива.
— Ты уверена, что можно быть счастливым среди этих… животных? — попытался пошутить Робер. В ответ Катари попыталась улыбнуться.
