Прошло не меньше вечности, прежде чем послышались шаги, и опять с двух сторон. Первыми явились носильщики и кто-то из дома покойного щеголя. Компания лишь слегка опередила давешнего стражника, который добыл-таки монаха, то есть монахов. Раздались охи, молитвы, сетования и… расспросы. Стучащий зубами Руппи не сразу сообразил, что печальный голос не только утешает, напоминая о бренности всего сущего, но и выпытывает то, что слугам Создателя знать не так уж и обязательно.
Домочадец усопшего отвечал охотно и го́лоса не понижал, так что Руппи узнал кое-что полезное. Например, то, что покойный куда-то отъезжал и вернулся в Эйнрехт в один день с Фридрихом. С капитаном вышло еще веселее – Эбби успел повоевать вместе с принцем на востоке и чудом уцелел для того, чтобы погибнуть во цвете лет от шпаги убийцы. Монах вздохнул о неисповедимости путей Создателя, стражник неуклюже напомнил, кто именно привел утешителей, домочадец все понял правильно – красноречиво звякнуло, и компания начала расходиться.
Топот в проулке подтвердил, что последний путь щеголя и гвардейца лежит в Большие Дворы. Стражники, оживленно переговариваясь, двинулись в сторону Суконной, но кто-то задержался. Руппи слышал шаги и возню. Это было любопытно, и лейтенант рискнул высунуться – две фигуры в балахонах все еще торчали на берегу. Примерно там, где лежала ныне уплывшая бочка. Один монах держал перед собой фонарь, второй что-то разглядывал, присев на корточки. Удовлетворив свое любопытство, святые отцы повернулись и неспешно пошли вдоль Эйны. Улица опустела, но Руппи счел за благо выждать. Просчитав до двух сотен, лейтенант сбросил сапоги и почти бесшумно спрыгнул наземь. Он собирался нанести визит матушке Ирме, а вместо этого, наскоро обувшись, почти побежал по кромке обрыва вслед за монахами.
Скорее всего, любопытные пастыри направлялись в Адрианово аббатство, что уже девятый век смотрелось в воды Эйны. Фельсенбурги тяготели к ордену Знания, а славящиеся суровостью Штарквинды предпочитали Милосердие. Адрианианцев с их алыми львами Руппи разглядел только в Метхенберг. Военные священники, они жили одной жизнью со своими кораблями… Отец Александер был таким же офицером «Ноордкроне», как Шнееталь с Блауханом, и погиб он, как офицер.
Руппи делал глупости не так уж и часто, а сделав, отдавал себе в этом отчет. Догоняя монахов, он не сомневался, что поступает разумно. В первый раз с того дня, когда в Фельсенбург нагрянула полная дружелюбия принцесса.
Часть третья
«Влюбленные»
[9]Есть люди, в дурные дела которых невозможно поверить, пока не убедишься собственными глазами. Однако нет таких людей, дурным делам которых стоило бы удивляться после того, как мы в них уже убедились.
Франсуа де Ларошфуко
Глава 1
Талиг. Оллария. Дриксен. Эйнрехт
400 год К.С. Ночь с 16-го на 17-й день Весенних Молний
1
Ноха вырастала на пути черной стеной, врезаясь в еще синее, но уже звездное небо. Робер придержал разогнавшегося Дракко, в сороковой раз разглядывая то, что так и не получил магнус Истины. Сумерки неотвратимо оборачивались тьмой, но кони не пугались, да и сам Эпинэ не чувствовал ни страха, ни отвращения, только досаду, что и эту ночь они с Марианной потеряют. Призрачные зеленые столбы и незримый колокол не вызывали даже любопытства, но Иноходец обещал Эрвину отыскать хоть что-то, объясняющее приказ Алвы и, возможно, интриги «истинников». Ноха была последней, а начал он с Лаик, угробив день и две ночи и ничего не найдя. Даже сожалений об ушедшей молодости. Для очистки совести Робер велел перерыть здание от подвалов до чердаков. Новый комендант, бывший теньент, зимой потерявший в схватке с мародерами глаз, поклялся поставить Лаик дыбом, но это было бессмысленно, как и визиты в Дору.
Иноходец заставил себя обойти все дворы и соединяющие их проходы. Он стоял возле мертвого фонтана, чего-то ждал над засыпанными ямами, заглядывал в ниши и сточные канавы. Ничего, кроме памяти о чужих смертях и своих ошибках. Эмма Маризо уехала в Эпинэ, она не упрекала, она даже благодарила. Деньги они с мужем тоже взяли, и эта их благодарность была страшней ярости и оскорблений. В Доре же теперь пахло не плохим вином, розовым маслом и смертью, а мокрой зеленью. Аббатство заполонили одуванчики и кошачьи вьюны, а сторожа умудрились завести кур. Пестрая нелетающая стайка деловито копошилась в грудах мусора, знать не зная ни о девочках Маризо, ни о кастрюлях и бульоне с потрошками.
Призраков Робер бы пережил, а вот куриная возня на месте рухнувшей галереи заставила сбежать к Капуль-Гизайлям. Разрубленный Змей, какую чушь он тогда нес, но Марианна поняла все. Она больше чем поняла…
Немалым усилием воли отогнав мысли о золотистом будуаре, Робер окликнул Жильбера:
– Можешь быть свободен.
Сэц-Ариж освобождаться не желал, о чем и сообщил. Он жаждал отправить монсеньора отдыхать и заняться ловлей призраков самолично. Трогательно, бесполезно и… заманчиво!
– Ты не видел того, что видели мы с Клементом, – напомнил не столько адъютанту, сколько себе Иноходец, – и не разберешь, что важно, а что – нет.
– Я обо всем доложу, – попробовал настаивать адъютант, но Робер, не особо рассчитывая на собственную волю, затягивать разговор не рискнул.
– Вот утром и доложишь. Обо всем, что случится за ночь. Все. Пошел вон!
Разобиженный Сэц-Ариж развернул коня с нарочитой четкостью, словно на смотру. Что ж, спокойной ночи! Эпинэ проверил сумку с Клементом и подъехал к почти крепостным воротам. Его крысейшество мирно дрых – он был сыт и спокоен, как и Дракко, а ведь зимой кони шарахались от ночной Нохи, как от чумы… Проклятье, вот ведь привязалось словечко, еще накличешь!
Постучать Робер не успел – открыли и так. Дракко без колебаний ступил на монастырские плиты, вряд ли осознавая, что является исключением. Почетным. Левий так и не отменил приказа, запрещавшего приводить во Внутреннюю Ноху не принадлежащих Церкви лошадей, зато даровал Роберу Эпинэ свободный проход в любое время дня и ночи. Это было не только удобно, но и приятно, хотя доверие обязывало.
Эпинэ спешился и отдал повод вышедшему солдату. Рядом уже крутил усы Мэйталь. Встречает, а ведь просили же…
– Доброй ночи, полковник. Вы очень любезны, но мне не хотелось бы лишать сна еще и вас.
– А я не намерен ничего лишаться. – С маршалом Талига церковник держался теплей, чем с Первым маршалом великой Талигойи. – И вам не советую. Если красавчики не покажутся до двух, они не покажутся вовсе. Зато вас будет ждать его высокопреосвященство.
