– Ася, – возмутился Македонский, –
напоминаю тебе, что мы работаем не в каком-нибудь низкопробном «Часе пик», а в
серьезном, аналитическом журнале, и не можем опускаться до уровня массовой
литературы, рассчитанной на тупой народ. Пока я занимаю место главного критика,
никаких бабских романов с трупами в рейтинге не будет! Только высокая проза!
Блин! Если хочешь Смолякову, нам с тобой не по пути.
– Блин! – отозвалась Ася. – Это
пожелание главного редактора! Блин!!!
– Шикарно, – налился багрянцем
Македонский, – сейчас надиктую, записывай. Как называется ее последний
опус?
– Блин! «Черепашка в шоколаде».
– Отлично, – потер руки Македонский,
потом подергал себя за сальные волосы и начал фонтанировать текстом: –
«Черепашка в шоколаде» – новый роман госпожи Смоляковой – явное свидетельство
того, что количество выдаваемых ею книг никак не переходит в качество. Заранее
предсказуемый сюжет, плоские герои, простонародный язык, нелепые обороты речи и
на закуску полнейшая путаница фактов. Смолякова никогда не умела писать, а
сейчас катастрофически деградирует, ей-богу, приличному человеку стыдно взять
ее последнюю книжонку даже щипцами. Хотя, будем откровенны, так называемая
литераторша тут ни при чем, она просто раскрашенная кукла, которую издательство
подсовывает журналистам и обманутым читателям на автограф-сессии. К самой
Смоляковой у меня претензий нет, в конце концов, в наше тяжелое время каждый
зарабатывает как может, Милада уже немолода и некрасива, ей надо кормить
внуков. А вот господам издателям хочу посоветовать: смените бригаду. Меня часто
спрашивают, сколько же денег огребает Милада Смолякова за свои малосъедобные
произведения? Могу приоткрыть завесу тайны! У нашей якобы писательницы на счету
четырнадцать миллионов долларов!» Хватит или еще наговорить?
– Блин!!! Круто!! – восхитилась Ася и
отсоединилась.
Критик довольно улыбнулся.
– Я думал, что вы Македонский, – не
утерпел я.
– Публикую статьи в аналитическом журнале под
псевдонимом Александр Пушкин, – ответило чучело.
После этого заявления мне следовало тихо
забиться в угол и более не возникать, но меня словно черт тянул за язык.
– Вы не любите Смолякову?
Македонский картинно отбросил назад прилипшую
ко лбу «сосульку» из волос и ответил:
– Господь с тобой! Оцени ситуацию, кто она и
кто я? Милада базарная писака, а Македонский величайший критик России, один из
немногих журналистов в этой стране, который не продается и честно высказывает
свое мнение.
– Смолякова так плохо пишет?
– Я ее не читал!
– Совсем?
– Я похож на человека, который способен взять
в руки мерзкую книжонку? – оскалился Македонский.
– Но если вы не знакомы с творчеством
писательницы, то откуда знаете, что ее произведения плохи? – поразился
я. – И почему не включили Смолякову в рейтинг? Насколько я знаю, она
сейчас сверхпопулярна, постоянно выступает по телевидению!
Македонский побагровел:
– Я сам читал в «Желтой правде», что эта дрянь
заработала кучу миллионов, и не в рублях! Все получила: бабки, народную любовь!
Дураки в магазинах витрины с ее, тьфу, романами сносят! Не-на-вижу! Ненавижу!
От меня она хорошего слова не услышит! Видел ее машину? Джип! А я на чем езжу?
Никаких рейтингов! Метлой вон из литературы! Буду бороться со Смоляковой!
Поглядим, кто кого!
Мне стало смешно. Да, похоже, литературная
критика умерла вместе с Белинским, сейчас правит бал элементарная зависть. Что
мешает Македонскому самому создавать книги и успешно продавать их? Лень?
Отсутствие таланта? И он переоценивает значение аналитического журнала, для
которого пишет, простые люди его не покупают, они наслаждаются книжками
Смоляковой.
– Блин! – рявкнул Македонский, хватаясь
за ручку.
Я вздохнул, очевидно, в редакции
аналитического журнала это слово служит присказкой, помогает элите журналистики
создавать нетленные тексты.
Телефон Александра опять зазвонил, Македонский
включил громкую связь.
– Чего надо? Я работаю!
– Блин!!! – заорал мужской голос. –
Ты…! Леня…! Совсем…!
– Николай Сергеевич, – мигом сжался в
комок Македонский, – вы не нервничайте!
– С вами вообще подохнешь, – гремел
бас, – ума лишишься, станешь слюни пускать и уродом на тот свет уйдешь! Ты
про Игоря Сорокина слышал?
– Конечно!
– Ну-ка, немедленно скажи мне, кто он такой!
– Вы шутите?
– Я тебе, как главный редактор, блин,
приказываю, – завизжал Николай Сергеевич, – проверить хочу, может, ты
…, не так в ситуации разобрался!
– Игорь Сорокин, – вытирая вспотевший лоб
рукавом свитера, загундел критик, – олигарх, владелец крупного медийного
холдинга, издает более сорока журналов и газет.
– Ты в курсе, что Сорокин три недели назад
приобрел наш журнал? – зашипел Николай Сергеевич. – Он теперь
хозяин-барин, а ты рубишь дерево, на котором мы сидим! Говорил вам на летучке:
позиция меняется.
– Да? – вякнул Македонский. – Я,
типа, не был на собрании!
– Ты …, типа отсюда пинком под зад
вылетишь, – пообещал главный редактор. – Ты в курсе, кто у нового
хозяина сын?
– Не-а, – необдуманно ответил
Македонский. – Небось мальчик-мажор на «Бентли».
Я невольно поежился, вспомнив про автомобиль
Норы, тоскующий на парковке.
– …! – устало произнес Николай. –
Как же мне дураки надоели! Огнеметом бы вас, да где других борзописцев взять!
Ты не прав, у сына Сорокина «Ламборджини»
[11]
, и он его сам
заработал, не у папы выклянчил. Имечко сынули нашего хозяина – Костя Рябов, он
владелец издательства, которое выпускает Смолякову, она звезда его фирмы.
– …! – выругался Македонский. – Мне
никто не сообщил! Но почему папа Сорокин, а сын Рябов?
– По кочану, – пошел вразнос главный
редактор. – Твой рейтинг должен выглядеть так: на первом месте Смолякова,
на втором месте Смолякова, на третьем месте она же! Она гениальна, потрясающа,
великолепна, никто с ней сравниться не может. И запомни, блин! Если хоть каплю
дерьма из себя выдавишь, урою, а Сорокин тебя раздавит, уедешь в город
Сухонавозинск и там будешь о местном Союзе писателей вещать! Пушкин, блин!
– Понял, понял, – залепетал
Македонский, – виноват, исправлюсь. Каждый может ошибиться! Сейчас
переделаю.
