Лариса без конца трезвонила супругу на
мобильный. Сначала Леня вежливо отвечал:
– Не дергайся, пробки кругом.
Но Лара не успокаивалась и в конце концов
заорала:
– Дурак! Скоро народ с работы попрет, самая
торговля начнется, если плюшки к ночи доставишь, я их не продам, а на следующий
день засохшие никому не нужны. Из тебя бизнесмен как из меня веник!
Леня вышел из себя и завопил в ответ:
– Заткнись, дура, вот попаду в аварию,
расхреначу тачку, ваще тонар закроется, не на чем хлеб возить будет!
Лариса притихла, ей стало стыдно, ну
задержался Леня, это же не повод мужика пилить. Видно, муж тоже ощутил вину,
потому что перезвонил сварливой половине и мирно заявил:
– Я уже рядом, через два квартала, распихай
там пока пустые противни.
Лариса стала складывать штабелем кондитерские
листы и тут услышала глухой удар, странный скрежещущий звук, крик… Торговка
похолодела, неужели спешивший с булками муж таки попал в аварию? Не вписался в
поворот и влетел в стену дома?
Бросив все дела, Лариса выскочила на улицу и
перевела дух, вдали мелькали красные задние фонари какой-то тачки, Ленин старый
«каблук», очевидно, пока ковылял по соседнему переулку. Не успела Лара
обрадоваться, как увидела что-то, темневшее на дороге. Сначала она приняла кучу
за сбитую собаку и бросилась к ней. У Лары дома живут три беспородных пса,
двоих она подобрала у метро, вылечила, поставила на ноги. Лариса метнулась к
неподвижному телу и, только подойдя вплотную, поняла: это женщина.
– Тут Ленька припер, – заново переживала
стресс торговка, – ему прям плохо стало! Выглядела девка жутко, стали мы в
«Скорую» звонить, потом ментов вызывать! Знаете, не дай бог вот так под тачкой
оказаться! Никто не торопился! Ну ваще! Красный Крест через два часа приплюхал!
Да еще врач на меня наорал, зачем я несчастную двигала! Так я картонку под нее
подпихивала, земля холодная, сырая. Ну ежу понятно, воспаление легких получит!
Вот хренота. А потом ее увезли.
– Не припомните, когда это случилось? – Я
попытался выяснить хотя бы время наезда.
Лариса стала крутить толстое золотое кольцо на
указательном пальце.
– В больницу ее, ну… около… э… после часа
отправили.
– Постойте, – удивился я, – и до
этого бедняжка пролежала около двух часов?
– Больше, – с уверенностью сказала
Лариса. – Хочешь, я тебе точное время назову? Вот, смотри, тама заводик,
ну, левее, видишь будку?
– Да, – кивнул я. – Что же могут
производить в подобии собачьей конуры?
– Ой, юморист, – захихикала
Лариса. – Это проходная, предприятие у них в глубине двора, за елками.
Хитро придумано, деревья зимой и летом одним цветом, никогда ниче не видать. В
советские времена здесь почтовый ящик
[13]
был, а сейчас всякую
лабуду выпускают, народу у них много. Я че так из-за булок дергалась? Эти
заводские – мои покупатели, их расписание смен я шикарно выучила. Первая на
работу в пять тридцать утра прет, мимо тонара бегут и хлеб хватают, видать,
буфет у них там дорогой, вот и запасаются, в полдень они назад бегут и тогда
домой берут. А второй пересменок в полдевятого утра плюхает, назад,
соответственно, в четыре дня. После никакой торговли, так, несколько человек
подойдет. Когда девку сшибло, первая смена еще не вышла, народ повалил уже
после, такая толчея получилась, все останавливаются, зырят, я ее загораживаю,
говорю: «Люди, че интересного, валите себе мимо, плохо человеку. Лучше
помогите, если в медицине разбираетесь, или позовите со своей фабрики врача,
небось медпункт есть!» Значит, сшибло ее в половине двенадцатого!
– Спасибо, – кивнул я.
Получается, что Наташа утром поехала сюда,
зачем-то вышла из машины, двинулась пешком через дорогу и была сбита. В тот
момент, когда я планировал встречу с ней, она уже лежала на асфальте.
– А вы ей кто? – догадалась наконец
спросить Лариса. – Тоже в «Часе пик» работаете? Про меня напишете? Ну, что
я ее увидела? Фамилию назовете? Я вашу газету завсегда покупаю.
– Да, непременно, – кивнул я и тут же
вздрогнул: – Подождите, откуда вы знаете, что Ната корреспондент?
– Мужики такие торопливые, – с укоризной
заявила Лариса, – перебивают, договорить не дадут.
Продавщица неожиданно проворно нагнулась,
потом выпрямилась и с торжеством воскликнула:
– Во!
Толстые пальцы, украшенные варварскими
золотыми перстнями, сжимали ремешок из темно-коричневых камушков, оригинальная
ручка крепилась к розовой кожаной сумке.
– Наташина сумка! – обрадовался я,
моментально вспомнив, что видел ее в кабинете. – Как она к вам попала?
– Уж не украла, – прищурилась
Лара, – кабы сперла, за фигом ее ща показывать! Девку «Скорая» как
неизвестную увезла, а я час назад, простите, конечно, пописать отошла, гляжу,
под тонаром валяется! Вещь дорогая, заводские такие не покупают, я сразу
доперла: бедняжка когда упала, сумчонка от удара отлетела. Ну я и открыла ее. А
там удостоверение рабочее, телефон, деньги, косметика. Хотела завтра позвонить в
редакцию и сказать о находке, сегодня-то у вас небось никого нет. А ментам
сообщать нельзя, сопрут! Забирайте!
– Спасибо, – искренне сказал я и вынул из
портмоне купюру.
– Не за деньги старалась, – обиделась
Лариса, – из жалости. Вот если мою фамилию в газете укажете, обрадуюсь.
Я спрятал деньги:
– Я не хотел вас обидеть, как ваше полное имя?
– Лариса Петровна Кочергина, –
отрапортовала продавщица, – а еще укажите, где тонар стоит и что у меня
завсегда свежие батоны!
Я пообещал Ларисе рекламную кампанию, взял
сумку несчастной Наташи, вынул оттуда ключи, подошел к осиротевшему автомобилю
и нажал на брелок. Мигнули фары, щелкнул замок, я открыл дверь и стал
пристально осматривать салон. Ничего достойного внимания: в бардачке навалена
всякая женская мелочовка, там нашлась даже упаковка запасных колготок. И какой
смысл складировать в автомобиле сразу четыре пудреницы? Нет, мне никогда не
понять женскую душу. А вот еще пакетик с совершенно новыми, розовыми стрингами,
тюбик с клеем, сломанные очки от солнца и губная помада.
Я машинально попытался открыть золотой футляр,
но у меня ничего не получилось. Слегка заинтригованный, я повернул верхнюю
часть тюбика и внезапно услышал голос Наташи:
«Эй, чем занимаешься?»
