Вера Ивановна влезла на табуретку, начала
развешивать постирушку, но рта не закрывала.
– Прогуливаешь занятия? Все матери расскажу.
– Отстань, – процедила Света, – я
заболела.
– Небось тошнит, – вдруг заботливо
осведомилась бабка, – и голова кружится?
– Нехорошо мне, – согласилась
школьница, – а температуры нет. Интересно, что за зараза?
– А то ты не знаешь, – засопела Вера
Ивановна, расправляя на веревке ночную рубашку, – хватит белой лебедью
прикидываться. Все вечером Аньке сообщу, ты нас опозорила! Хорошо, что нынче
двери дегтем не мажут! Развратница.
– Да заткнись ты! – вяло отбивалась
Света.
– Нет, – злорадно засмеялась
ведьма, – я видела в бачке твои трусы, поняла, чем ты занималась, его имя
знаю! С Сергеем Зарицким трахаешься, а то, что он женат, тебя не останавливает?
Света ахнула, ну каким образом ведьма узнала
правду про нее и соседа? Даже если мерзостная старушенция изучила ее нижнее
белье и сообразила, что Света уже не девушка, то ведь фамилия любовника на
трусишках не написана!
– Притихла! – злорадно воскликнула Вера
Ивановна. – Хотя сказать тебе нечего. А вот у меня целая речь заготовлена.
Сначала Аня и Йося новость услышат, потом я к жене Сергея пойду, ну и в милицию
рвану. Дело-то подсудное, «совращение малолетних» называется. Зарицкому
сороковник стукнул, а тебе восемнадцати нет. Я от участкового не отстану, пока
вас не посадят.
– За что? – одними губами спросила
ошарашенная Света.
– Его за любовь с несовершеннолетней, а тебя
за разврат, – уточнила Вера Ивановна. – Вот несчастье! Проститутка
растет! Надо в подъезде объявление повесить: «Люди добрые, осторожно, около
вас, в родном доме б…ь поселилась». Тебе надо отдельную посуду завести, еще
заразишь нас сифилисом. Йося обязан принять меры!
И тут Света, потеряв от злости самообладание,
толкнула Веру Ивановну. Старуха, не успев ойкнуть, упала в ванну, ударилась
головой о ручку, за которую обычно держалась, вылезая из воды, и осталась
лежать, не шевелясь. Из раны на виске потекла кровь, именно в этот момент в
санузел вошел некстати вернувшийся домой Иосиф.
Дальше начался кошмар. Убедившись, что мать
мертва, отчим устроил падчерице допрос, потом запер рыдавшую девочку в ее
комнате, вызвал домой Аню. Каким образом Йося сумел провернуть дальнейшее, Аня
не знала. Муж обманул милицию, смерть Веры Ивановны признали несчастным
случаем: пожилая женщина испытала приступ головокружения и упала с табуретки.
Дело закрыли, но Иосиф не собирался прощать падчерицу, он просто не хотел шума,
позора, досужих разговоров о своей семье.
Светлана просидела взаперти почти месяц, Иосиф
рассказывал всем, что дочь пережила страшный шок: вернулась домой и обнаружила
бабушку мертвой, подобный стресс с трудом перенесет и взрослый человек. Ясно,
что девочка никак не может прийти в себя.
Потом Свету увезли, а спустя пару недель Иосиф
сказал Анне:
– Девчонка умерла, ее похоронили не в Москве,
а там, где она скончалась, в психлечебнице, на краю Калужской области, там есть
спецкладбище.
Аня пришла в ужас, но Иосиф коротко рубанул:
– Выбирай: или ты больше никогда не
вспоминаешь Светлану, или я прямо сейчас ухожу из дома. Только имей в виду,
дочь тебе не вернуть, с того света в гости не ходят!
Анна осталась жить с мужем, потом Йося заболел
и умер. Затем пришел черед самой Рогожиной. И вот на смертном одре, схватив
оцепеневшую Аду Марковну, соседка шептала:
– Уходя в могилу, Йося покаялся. Светлана
жива, он ее не в клинику тогда отвез, а в особую тюрьму, за большие деньги
поместил, сам за смерть своей матери ее наказал. Светочке никогда из каземата
не выбраться.
– Ужасно, – прошептала Ада
Марковна, – надо искать девочку.
– И как это сделать? – заплакала
Анна. – Он адреса не оставил, только сообщил: дочь в заточении находится,
да еще успокоил, мол, там хорошо, еда нормальная, присмотр, вот только свободы
ей никогда не видать.
Ада Марковна заахала, слушая Аню, а та,
выплакавшись, сказала:
– Не рассказывай никому, хорошо?
Ада Марковна пообещала хранить молчание, Аню
очень скоро забрали в больницу, оттуда она вернулась вместе с приятной
медсестрой, которая стала исправно ухаживать за умирающей. Своей помощнице Аня
завещала квартиру.
За пару дней до смерти Рогожиной Ада Марковна навестила
соседку и фальшиво воскликнула:
– Замечательно выглядишь! На поправку идешь.
– Нет, Ада Марковна, – просипела
Аня, – я не доживу до конца недели, скоро у вас другая соседка будет, моя
медсестра, живите мирно.
– Ты ей квартиру отписала! – поразилась
пожилая дама.
– Не пропадать же добру, – вяло
отозвалась больная, – на том свете квадратные метры мне не понадобятся!
– О Светлане подумай, – осторожно
напомнила Ада Марковна, – где ей жить?
– На кладбище, – прошептала Анна, –
скоро с дочерью свидимся. Правду ли говорят, что в раю все друг друга прощают?
– Света жива, – напомнила Ада
Марковна, – ты сама мне рассказывала про тюрьму! Иосиф ведь признался
перед смертью в содеянном.
– Врал он, – пролепетала Аня, – уж
не знаю, по какой причине эту дурь выдумал. Небось хотел мне побольней сделать.
– А вдруг он говорил правду? Ты не подписывай
завещания, – предостерегла Ада Марковна соседку.
Анна подтянула к подбородку одеяло.
– Нет, умерла дочка, и слава богу. Легко ли
убийцей жить!
Ада Марковна перевела дух и глянула на меня.
– Ну и как история? Шекспир!
– Скорей уж Агата Кристи, – покачал я
головой. – И вы никогда не встречали Светлану?
– Нет, – помотала головой пожилая
дама, – один раз, правда… но это была не она! Совсем другая приходила,
хотя… странно…
Я сделал стойку.
– Вы о ком говорите?
Ада Марковна сложила руки на столе.
– Не так давно сюда приехала женщина, очень
элегантная, костюм, шляпа, сумка – все безукоризненно, единственное, что мне не
понравилось, макияж грубый. Тонального крема два кило на лице, румяна, пудра,
тени, тушь. Разукрасилась, как на продажу, полное несоответствие одежды и
макияжа. Хотя, вероятно, она пыталась респектабельной выглядеть, приоделась, но
прежние привычки дали о себе знать.
– Что вы имеете в виду? – улыбнулся я.
