— Нам надо покинуть этот город и эту страну, — объявил спасенный и чихнул.
— Сперва найдем харчевню поплоше. Ты посидишь, а я сбегаю за своим добром…
— Нет! — замахал пальцем Физулл. — Нет, нет и нет! Тебя уже поджидают и схватят, как только ты появишься. Я знал, знал, что придет день, когда придется бежать, спасая… нет, не жизнь, те ростки свободы и совести, которые еще остались в Стурне. Есть человек… Купец из Нинней… Он нас спрячет и переправит в Велон. Идем к нему.
— Ну уж нет! — С таким спутником не только в Велон, до перекрестка не доберешься! — Ты слишком мокрый, чтобы таскаться по холоду, и слишком грязный, чтоб гулять по приличным кварталам. Я схожу к твоему купцу сам, но купцы любят деньги и не любят ссориться с властями.
— Этот купец — друг. — Физулл на глазах обретал былую уверенность. — Он не возьмет денег, от нас не возьмет… И не жалей о старой китаре. К нашим услугам будут лучшие мастера Велона. Там умеют ценить и слово, и сердце…
— И там ты напишешь про задницу велонского императора, или кто там у них?
— В Велоне — сенат. Настоящий сенат, не то что наша конюшня… Извини, я в самом деле начинаю замерзать. Ты уверен, что найдешь поблизости безопасное место?
— Уверен, если будешь только пить вино и чихать. «Трутни» по такой погоде плохо летают. Если я что-то понимаю в харчевнях, мы совсем рядом. Винные бочки где попало не валяются.
Марк угадал, или это богиня дорог не желала для певцов дурного конца. Харчевня была жарко натоплена и полупуста. Разомлевшие возчики, а гостями были именно они, на двух промокших до нитки чудаков даже не обернулись. Певец устроил спутника в дальнем углу, бросил хозяину пару медяков, велев подогреть вина, и для отвода глаз спросил, где отыскать девчонку пожарче. Хозяин объяснил, певец расстался еще с одной монеткой и, насвистывая, вышел в дождь.
Часть вторая
I
Агапе подрезала оплетавший веранду виноград и пела, потому что не петь не могла. Серенькое утро непонятно почему было прекрасным, а песенка ни о чем сама текла с губ. Вечером девушка долго не спала — думала, что делать с Карпофором и судьей, а сегодня распелась, будто какой-нибудь воробей. Воробей оказался тут как тут — слетел с крыши и зачирикал, Агапе счастливо рассмеялась и заметила у ворот гостя. Марка! Опомнилась девушка уже внизу, настолько опомнилась, что сумела оглянуться. У сараев совещался с конюхом отец, сквозь распахнутую дверь харчевни слышался голос бабушки.
— Я пела, — сказала Агапе, — а ты пришел… Я тебя услышала и запела.
— А ведь я молчал, — улыбнулось вернувшееся счастье. — Весна тебе к лицу больше осени. Ты всегда калечишь виноград?
— Нет. — Агапе опять рассмеялась. — Только… когда ты должен прийти.
— Привет, приятель! — прогремело от сараев. — Молодец, что завернул! Может, задержишься? Не пожалеешь — ко мне друзья собрались… Лучший винодел Стурна с семейством. Агапе, а ну живо кормить гостя! С недожора только на марше петь. Стой! Матери скажи, чтоб не жалась… А бабку сюда гони, у грымзы руки золотые, как до живности доходит. У Ночки началось…
Это был их день! Тот самый день, когда удачи нижутся ягодка к ягодке, словно бусы. Отцовские приказы, умница Ночка, то, что мать с бабушкой были в доме, а она — на веранде… Сестра-Жизнь протянула их с Марком любви руку и улыбнулась.
— Иди в дом, — велела Агапе, — быстро! И садись…
Певец кивнул и вошел, Агапе просчитала до дюжины и вбежала в боковую дверь.
— Отец зовет, — выпалила она. — Он с Ночкой! Там уже…
Конечно, они пошли вдвоем — бабушка и мать. Марк уже сидел в углу за столом, китара и мешок лежали рядом. У окна доедали свое мясо отрамские купцы, они заплатили за стол и ночлег еще вечером. Агапе схватила кувшин и миску. Если что, она льет гостю молоко.
— Ненавижу молоко, — признался Марк, — но из твоих рук хороша даже цикута. Выйдешь вечером? Осенью звезды — яблоки и падают, а сейчас они цветут.
— Выйду!.. Марк, ты… Я подам мясо, холодное, и… Мне надо уйти, только ты подожди. Я…
— Ничего не понимаю, но я в самом деле голоден как собака. И хорошо, что ты уйдешь. При тебе я могу только любоваться, так что умру. С голоду.
«При тебе»… Они больше не расстанутся, второй зимы, второй пустоты не будет, значит, она возьмет деньги Елены. Прямо сейчас пойдет и возьмет! Подло? Нет, ведь всем будет хорошо, кроме Харитона, ну и пошел он к грифам! Елена сама предложила… Сама…
— Эгей, ты чего?
— Потом расскажу. Все-все…
* * *
Это ж надо было! Влюбиться, удрать, забыть, вернуться и вновь захмелеть. Никогда не надо возвращаться весной, или только весной и надо? Ведь ждала же, так ждала, что за десяток здешних стадиев почуяла, а сам он?
— Даже не знаю, — признался Марк. — Соврал, а потом вдруг подумалось, что оно и не вранье. Не совсем вранье.
— А что ты наврал? — сварливо уточнил фавн и почесал ногу, вырвав клок зимнего пуха. — И что ты мог наврать?
— Не хотел в Велон тащиться! Помог тут одному… умнику. Он сдуру с императором заелся, вот его за жабры и ухватили. Хотя, знаешь, от мужей удирать труднее.
— Истинную страсть не подделаешь, — сообщил козлоног, — мужья бесятся всерьез, а стражники — за деньги. Меня тоже не поймали, лень стало… Тех, кто на Фертаровой вилле остался, забрали, не без того. Ну так нечего сидеть было… Чего в Велон-то не пошел? Там в горах, говорят, горгоны еще водятся, про титанов бы своих спросил.
— Нет там никаких горгон, а грифы — не цветочки, пчелкам без надобности. Вот китары у них хороши…
— Ну так за китарой бы сходил. Не даром же всяких спасать!
— А потом куда? На галеры?
— Там бы остался. У моря, с должником, с китарой… Песенки бы пел… В Велоне хорошо, даже зимы нет.
— А петь кому прикажешь? Макрели? Физулл этот скучней мидии. Все ему не так и будет не так, пока подружку не заведет… Вот я и ляпнул, что не могу идти — невеста у меня. Даже имя назвал. Агапе. Сам не знаю, как в голову пришло, ведь не было с ней ничего! После — было, и как лихо, а тут только звезды и пособирали…
— Ну и шел бы к тем, с кем было, сюда-то зачем?
— Спроси что полегче. Болтаться в Стурне я не мог; с Физуллом мы не первый день пили, не прятались, а страже мышей ловить надо. Убрался от греха подальше, а как сюда занесло, сам не понял. Красивая она все-таки…
— Красивая, — подтвердил фавн, — потому и жалко… Угробишь ты ее.
— Не люблю предсказаний, особенно таких, — прикрикнул Марк. — Совсем не люблю, да и врешь ты… Все фавны врут.
— Много ты фавнов видел.
— Ты — третий, и все врут.
— Ну так вали к конягам! Они врать не умеют.
