Эльф чувствовал, что у него голова идет кругом, но вновь и вновь пытался проследить след чужой волшбы, холодной и тяжелой, как осенняя вода. Почему опять его мысли о чем-то осеннем? Осенняя вода — Осенний Кошмар??? Ладно, обдумаем это в другое время и в другом месте. Рамиэрль решительно отвернулся от покойного короля, на которого все еще рычал Преданный, и подошел к Стефану.
В тяжелой серебряной ритуальной короне, украшенной рубинами и шерлами, укрытый темно-красной с серебряной вышивкой орифламмой наследника, Стефан казался бесконечно далеким от всего суетного, забывшим, что есть боль, удивление, страх и даже любовь Глаза закрыты, темные волосы двумя крыльями обрамляют красивое лицо. Легкая магическая завеса, защищающая тело от разложения, не была омрачена никакими возмущениями вне или изнутри. Принца никто не касался, а оседлавшая его мерзкая сущность, видимо, покинула его еще при жизни… Покинула сына, чтобы завладеть отцом?! Не думать об этом! Сейчас главное вывести из Таяны Герику и Лупе и встретиться с Рене. Вдвоем они во всем разберутся.
Роман быстро «развязал» защитное заклятие и поднял вишневую орифламму. Принц лежал, скрестив руки на груди, длинные рукава оставляли открытыми только унизанные перстнями пальцы — живой Стефан не любил украшений, но мертвого его обрядили согласно этикету. Тем не менее скромный черный браслет оставался на месте. Как и говорила Герика, его не смогли снять. Вещь, найденная в шкатулке Рене, могла подчиниться только хозяину или тому, кто ее изначально подчинил. Браслет словно бы сам по себе перешел и руки барда. Оставалось лишь восстановить все, как было, но Роман, как и все эльфы, придававший исключительное значение прощанию с близкими, не мог не подправить ритуал королевского дома Таяны.
Стефан любил Герику, и эльф вложил в мертвую руку пепельный локон, а потом прикоснулся пальцами к засохшим цветам, лежащим в изголовье. Черно-пурпурные розы распрямили сморщенные лепестки — теперь они будут живы до зимы, до того дня, когда короля и его сыновей опустят в погребальную печь. Несколько легких движений, и магический барьер восстановлен. Еще два отточенных жеста и несколько слов на эльфийском, и над гробом Стефана разлился мягкий серебряный свет. Он тоже не погаснет до зимы.
Отдавая последний долг другу, либр не думал, что оставляет следы, но, осознав это, только порадовался. Обитатели замка, любившие убитого, не мудрствуя лукаво, отнесут все чудеса на счет угодности Стефана Творцу и, без сомнения, расценят как доброе предзнаменование для Таяны и угрозу узурпатору. Новость разойдется по всему королевству; искушенный же в магии Михай получит знак того, что даже в Высоком Замке он не может считать себя в безопасности. А если он попробует взломать магическую защиту, его ждут куда более крупные неприятности.
Зная обычаи Церкви Единой и Единственной, Роман ничем не рисковал, оставляя столь явственные следы своего пребывания. В иглеций люди войдут не ранее восьмого дня месяца Зеркала, когда принято поминать всех ушедших, а к этому времени ни его, ни Симона с Лупе и Герикой в Гелани уже не будет.
2228 год от В. И. Вечер 23-го дня месяца Собаки.
Эланд. Идакона.
На башне пробило два пополуночи, когда Рене-и-Рьего свернул старую карту, на которую любовался всю последнюю ору. На потрескавшемся пергаменте была изображена северная часть Благодатных земель от Последних гор и Восточной Пантаны до Снежного моря. Почти в центре карты находилась Таяна, еще недавно верный друг, а ныне — злейший враг. Рене потряс головой, отгоняя сон — последний раз ему удалось выспаться в гостях у болотницы накануне встречи с Романом. Эльф отправился в Гелань, после чего клятвенно обещал дать о себе знать. Даже по меркам Топаза и Перлы расстояние, что предстояло покрыть разведчику, было немалым, а значит, известий о том, что творится в Высоком Замке, и о судьбе остававшихся там можно ждать не раньше начала месяца Зеркала. Пока же остается сжать зубы и готовиться к войне. Аррой сам не знал, почему его взгляд все время упирается в Варху, странную крепость на границе Внутреннего Эланда, чудом уцелевшую с незапамятных времен.
Со дня своего эффектного возвращения в Идакону адмирал не имел ни одной свободной минуты, но за всеми бесконечными советами, разговорами, поездками пресловутое чутье, что не раз выручало Рене из беды, твердило ему ни в коем случае не забывать о Вархе. Герцог прислушался — за окном собирался дождь, вдали гремело — одна из последних осенних гроз надвигалась быстро и бурно. Пока еще было сухо, но тучи беспощадно затягивали звездное небо на юге, а бегущие в авангарде клочковатые облака, стремительно сменяя друг друга, то закрывали ущербную луну, то выпускали ее на свободу. Резкие порывы ветра взметали пыль, облетевшие листья и даже мелкие камешки и швыряли их в стекла. В такую ночь оставаться у открытого окна мог только безумец или моряк. Рене с наслаждением следил за приходом бури и не сразу понял, что кто-то его зовет. Герцог обернулся, положив руку на эфес, но, узнав ночного гостя, приветливо улыбнулся.
— Так гроза всего лишь твоя свита?
— Нет, это я напросился с ними, так быстрее и безопаснее, — пылевичок с Таянской дороги расплылся в улыбке, — дело в том, что я должен кое-что тебе передать.
— Надеюсь, я эти новости в состоянии перенести.
— Думаю, они тебе понравятся. Во-первых, Конклав принял решение об отлучении Годоя и о Святом Походе, скоро жди гостей из Кантиски. Во-вторых, Лупе жива, но это не все, у нее в доме скрывается королева Герика, и она ждет ребенка, то есть будущего короля!
— Подожди, — Рене прижал руки к вискам, приводя в порядок разбегающиеся мысли. — Откуда ты знаешь, что произошло в Кантиске?
— Ну, понимаешь ли, там был отец Рамиэрля, то есть Романа…
— Отец?
— А что, у эльфов есть и отцы, и матери, а Рамиэрль с отцом очень дружны. Вот тот и отправился в Кантиску предупредить Архипастыря. Знаешь, если бы не его магия, этих ваших клириков убедить бы не удалось…
— А что он предпринял? — Высунувшийся Жан-Флорентин не смог сдержать присущего ему любопытства.
— Зачаровал пастырские посохи: у тех, кто был за нас, они расцвели, а у тех, кто мешал, покрылись змеями.
— Очень адекватное решение, — одобрил жаб, — хотелось бы мне посмотреть на выражение лиц этих мракобесов. Не узнать эльфийскую магию, какое дилетантство! — Жан-Флорентин от презрения посинел.
— Если бы они не попались на эту удочку, нам пришлось бы плохо, — отозвался Аррой. — А что было дальше?
— А дальше решили, что теперь они будут слушать Феликса, а Феликс уже разослал гонцов по всем Благодатным землям, объявляя Святой Поход против узурпатора Годоя.
— Это хорошо, — медленно проговорил Аррой, — это очень хорошо, что Архипастырь наш друг и что его слушают. Но раньше весны они не придут. Не успеют. И ты все еще не сказал, откуда это известно.
— Это элементарно, — встрял Жан-Флорентин, — дело в том, что эльфы всегда могли через сны давать о себе знать кровным родичам, а Роман, как я понимаю, попросил нашего друга сообщить новости тебе.
