– Проклятый, да что это за чернозубка такая? Змея, что ли?
– Нет, что-то вроде мыши, но ядовитой, водилась раньше за Темной Рекой. Хаонские отравители их весьма ценили, но в Благодатных землях о ней вряд ли кто слышал, кроме деда и, может, медикусов каких. Ну, и убийц, разумеется.
– Но зачем? Кому мешала Рено? Матери? Но они с отцом рассорились много раньше... А что твой дед говорит?
– Дед? Ну, он нашел три возможные причины. Ревность, но это маловероятно, уж больно яд редкий. Брошенные жены такой вряд ли найдут. Виноватых нужно искать или среди клириков, которым захотелось подтвердить зловредность Дафны, а заодно намекнуть на собственное могущество, или... Твой брат очень хочет править Мирией?
– Антонио? Наверняка. Но при чем тут это?
– При том, что если кто-то, знающий и твой норов, и отцовский, убил Ренату, обставив все как проклятие Дафны, он мог быть уверен, что герцог набросится на тебя с упреками, а ты в ответ пошлешь корону к Проклятому.
Нэо Рамиэрль
Со спины приведенного ему белого иноходца Роман с интересом наблюдал за окрестностями. На коне не было ни седла, ни узды, видимо, Солнечные их не признавали. Конечно, Рамиэрль мог подчинить себе любую лошадь, но отказ от того, что упрощает жизнь и всаднику, и коню, выглядел откровенной глупостью, хотя, возможно, Солнечные просто не додумались до подпруг и стремян. Звездный Лебедь, что за чушь лезет в голову. Люди тут вовсю используют сбрую, так что все дело в дурацком гоноре.
Роман бросил косой взгляд на сопровождающих их местных уроженцев, оседлавших довольно-таки симпатичных животных, похожих то ли на небольших, светлых камалей
[96]
, расставшихся со своими горбами, то ли на безрогих длинношеих оленей. Забавные звери, и, судя по всему, выносливые и добрые, а лошади здесь, видать, только для эльфов.
Спору нет, белые длинногривые иноходцы хороши, но Нэо Рамиэрль слишком любил оставшегося в Тарре Топаза, чтобы забыть его ради чужого скакуна, хоть и обладавшего прекрасным шагом.
Мимо проплывали тенистые рощи, золотящиеся от хлебов поля, фруктовые сады, в глубине которых белели добротные дома. Порой вдоль дороги возникали колоннады, в центре которых возвышались статуи, перед которыми пылал огонь. Изображения были разными и по мастерству, и по размерам, но не страдали разнообразием сюжета. Чаще всех попадался величественный мужчина в полном расцвете сил, попирающий поверженного черного волка чудовищных размеров. Была и женщина в развевающихся одеждах с мечом в руках, судя по всему, только что обезглавившая странное создание, напоминавшее птицу, но со змеиной шеей и головой и тоже черного цвета. Встречались также львы и павлины, последние не только в виде изваяний.
Здесь поклонялись Свету, и неудивительно. Рамиэрль понял, как чувствуют себя обитатели пустыни Гидал, трясущиеся над каждой каплей воды, оказавшись в Озерной Пантане. Почти лишенная источников Силы Тарра в сравнении с пронизанным силой Света роскошным летним миром казалась бесплодной пустыней. Как все же капризна и непредсказуема судьба, если она, конечно, существует. Он не собирался покидать свой мир и не задумывался, куда занесло их бывших сородичей, находя себе друзей среди людей и орков, а его сестра и мать только и делали, что оплакивали былое величие и мечтали вырваться из таррского заточения. А клан Арцея отыскали они с Норгэрелем, пытаясь вернуться домой.
– Куда мы едем? – у Норгэреля хватило ума заговорить по-арцийски.
– Видимо, к родственникам, постарайся вспомнить побольше имен.
– Вряд ли, я себя исчерпал. Думаешь, они нам помогут?
– Кто его знает. Может, это и есть та армия, на которую намекал Орел, хотя лично я бы не обольщался, слишком уж тут благостно.
– Один из наших спутников нас ненавидит.
– Ты заметил? Зато другие обожают, равно как и поселяне и поселянки...
Их спутники... Трое стражников той самой рощи, из которой они вышли, и два десятка каких-то олухов в золотых плащах и оранжевых туниках с длинными, вероятно, подвитыми волосами и бритыми лицами, на которых выделялись подведенные особым способом глаза, что превращало людей в некое подобие эльфов. Командовал ими высокий человек, на шее которого болталось янтарное ожерелье, а на тунике и плаще красовалось изображение огромного золотисто-оранжевого цветка, живо напомнившего Роману таянскую тыкву. Рос ли он в этом мире или являлся плодом воображения паладина Тыквы, Роман не знал, но сам паладин симпатий не вызывал.
Тыквоносец довольно свободно изъяснялся по-староэльфийски и не удивился ни их с Норгэрелем появлению, ни требованию проводить к королю Эльрагиллу. Поклонившись с претензией на эльфийскую изысканность, он сообщил, что его зовут Илгор Светоразящий, он рыцарь Солнцецвета, и счастлив оказать услугу Перворожденным и лично сопроводить их в Долину Света. Трое стражей Полуденной Рощи получили право сопровождать высоких гостей, что, видимо, считалось неслыханной честью.
К несчастью, язык смертных этого мира был Роману непонятен, а по-эльфийски говорил лишь Илгор, но говорить с тыквоносцем Нэо не стал. Паладин не походил на человека, которого можно безнаказанно расспрашивать. Когда подвели лошадей, он слишком уж внимательно наблюдал, как они с Норгэрелем подчиняли своих скакунов. Это могло быть простым любопытством, но опыт разведчика удерживал Романа от преждевременной откровенности. Выдать себя, расспрашивая, ничуть не труднее, чем отвечая, и Нэо предпочел молчать, смотреть во все глаза и делать выводы.
Это был мир довольства, радости и щедрости, население которого отличалось дружелюбием. То и дело под копыта лошадей летели пышные цветы позднего лета, а пышущие здоровьем люди в ярких добротных одеждах с нескрываемым восторгом смотрели на блестящую кавалькаду. Они казались счастливыми и довольными, но Роман давно понял, что нищих и грязь легче найти в городах, чем в селах, а летняя зелень и солнце делают радостными любые лица.
Пока было ясно одно: мир, в котором они оказались, принадлежит Свету. Эльфы здесь в большом почете, и ими по-прежнему правит Солнечный король, или, как выразился паладин Тыквы, владыка Эльрагилл. Люди то ли служат эльфам, то ли поклоняются, а кое-кто и подражает. Отсюда и золотые сандалии, завитые волосы и накрашенные глаза. Похоже, Илгор и ему подобные исполняют роль посредников между людьми и Перворожденными, стараясь выглядеть, как эльфийские воины, но степень их воинского мастерства неизвестна, равно как и осведомленность в магии.
Впрочем, всеобщей благости не наблюдалось и тут.
– Этот человек наш враг, – задумчиво сказал Норгэрель, – хотя я не могу понять, почему.
– Ну, это-то как раз понятно. Нас он видит в первый раз, значит, о личной ненависти речь не идет. Видимо, его рассердили наши сородичи. Здесь слишком низко кланяются Перворожденным, чтобы это не бесило тех, кто не считает бессмертие и раскосые глаза поводом для пресмыкания. Наш друг ненавидит эльфов потому, что в сей обители Света принято их обожать. Любопытно, много ли тут таких?
