Бланкиссима уселась за низкий столик и пододвинула к себе чернильницу, но написать ничего не успела. Вошедшая сестра доложила о том, что прибыл посланец от Его Величества. Данута нервно расхохоталась. Объяснение могло быть лишь одно – король хочет мира и нуждается в ее посредничестве. Воистину судьба может впрячь в одну тачку крысу, кошку и собаку. Она, Жозеф и Анастазия друг друга не терпят, но им нужно одно и то же. Филипп Четвертый должен вернуться в Арцию.
Нэо Рамиэрль
У Аддара были серьезные зеленые глаза и вьющиеся волосы цвета червонного золота, куда более длинные, чем у эльфов Тарры. Солнечные, похоже, свято придерживались старинных обычаев. Отсюда и неоседланные лошади, и длинные волосы, забранные назад при помощи заплетенных у висков тоненьких косичек, и яркие туники. Лебеди когда-то были такими же или почти такими же. Роман уже знал, что их провожатый – сын Солнечного короля и погибшей королевы, сам напросился охранять рубежи Долины Света. Аддар считал бесчестным прятаться за свое положение наследника, к тому же ему нравилась походная жизнь. Настоящей войны Солнечный принц не видел, но голова его была до отказа напичкана старинными легендами и смутными мечтаниями о великих подвигах во славу Света и Добра. К людям он относился со снисходительной теплотой, как к неразумным детям или забавным животным, порученным его покровительству.
Рамиэрль узнал, что мир, в котором они с Норгэрелем оказались, называется Луциана, и это один из Пяти миров Света, которым правят боги, ведущие постоянный бой с темными властителями Бездны. Перворожденные по желанию великого Арцея живут рядом с людьми, младшими детьми Творца, оберегая их от зловредного влияния Тьмы и обучая необходимому. У Долины Света с владыками смертных добрые отношения, наследники королей воспитываются у эльфов, а эльфы время от времени навещают Луциану, к великой радости ее жителей.
То, что великая радость имеет место быть, Рамиэрль уже убедился, хотя в нарисованную Аддаром благостную картину никоим образом не вписывался полный ненависти взгляд черноволосого стрелка.
– Аддари, – Рамиэрль говорил небрежно и спокойно, – а бывают среди людей такие, которые не любят наш народ?
– Некоторые души попадают в сети Бездны, – Солнечный вздохнул, ему явно было неприятно говорить об этом, но природная правдивость взяла верх, – их ищут рыцари Солнцецвета, которых обучает брат моего отца.
– И многие из смертных решаются на бунт?
– Их мало, но Тьма шевелится, ее тлетворное влияние порой проникает и в Луциану.
Тридцать пять весен назад брат одного из королей Луцианы Таир, предавшись Тьме, поднял восстание против золотых паладинов и чуть не изгнал их из королевства. Мы были вынуждены вмешаться. Таир был уничтожен, его войско разбежалось, но потом зло вновь подняло голову. Недавно в Долину попытались проникнуть люди, решившие убить владычицу Ильгэйбэ. Их низвергли в Бездну к их хозяевам, но я хотел бы услышать ваш рассказ, дорогие гости. Мы были уверены, что кланы падших богов давным-давно мертвы.
– Падших?
– Разве вы не помните, что некогда было семеро Светозарных, но затем двое вступили на тропу Тьмы. Отец говорил, что первым их деянием было истребление дарованных им Престолом Света в спутники эльфов.
Роман не счел нужным начинать рассказ о событиях в Тарре. Аддар нравился разведчику, но то, что он рассказал, более чем настораживало. Если Адена и Ангес в Луциане заняли то место, которое клирики Тарры отдали придуманному ими же Антиподу, подводить Солнечных к решению помочь нужно очень и очень осторожно.
– Нас осталось очень мало, – это была правда, хоть и не вся, – мы были заперты в мире, покинутом богами, и лишь сейчас мне и моему родичу удалось найти тропу, которая привела нас сюда.
2886 год от В.И.
8-й день месяца Лебедя.
Ифрана. Кер-Септим
К сожалению, Его Величество король Арции в последнее время пришел к выводу, что зрелище королевского гнева благотворно влияет на подданных. Возможно, так оно и было, но только в тех случаях, когда все зависело от короля. Александр был убежден, что рычать и сжимать кулаки, если ты не можешь немедля исправить положение, унизительно и глупо. Но Сандер прошел хорошую школу сдержанности, ему с его горбом нужно было или хранить ледяную невозмутимость, или превратиться в любимое развлечение Жоффруа. Обласканный удачей красавец Филипп, никогда не знавший насмешек, перед лицом неудач оказался куда уязвимее. Когда граф Саброн и не подумал исполнить обещанное, король впал в неистовую ярость, которая заставляла придворных опускать голову и прятать глаза, но отнюдь не обрушила стены Кер-Септима. Хорошо хоть, буря продолжалась недолго, Филипп взял себя в руки и велел всем военачальникам собраться в его палатке.
Когда Сандер с предводителем дарнийских наемников господином Игельбергом, в этом походе, к обоюдному удовольствию, вновь оказавшимся под началом герцога Эстре, вошли к королю, тот был хмур, как осенняя туча, но спокоен. Зато Реви и Аганн явно не находили себе места. Гастон Койла казался встревоженным, Стэнье-Рогге улыбался, но близко посаженные глазки бегали из стороны в сторону, как мышата. Отец Одуэна хранил бесстрастие, но Александр слишком хорошо его знал, чтобы понять: граф Гартаж готов к серьезной схватке. Затесавшийся среди военачальников толстый епископ Клавдий самим своим присутствием напоминал, что Евгений тяжело болен и не отпускает от себя своего преемника. Жаль, Жорж Мальвани с его воинскими талантами куда как пригодился бы, а вот братца Жоффруа лучше было бы оставить в Арции. Герцог Ларэн опять был пьян, и Сандеру стало противно и стыдно.
Молчание затягивалось. Наконец Филипп хмуро сообщил, что Жозеф выступил с большой армией из Авиры и быстро движется к реке Ньер.
– Если поторопиться, мы успеем соединиться с Мальвани раньше, чем Паук доберется до своих, – тихо сказал Эжен Гартаж.
Граф был прав, но он и ошибался. Без сомнения, объединенная армия Оргонды и Арции разбила бы разделенное на две части ифранское войско, тем паче Жозефу и его генералам с Анри было не тягаться. Беда была в другом. Филипп не хотел отдавать победу ни в руки Марка, ни тем более в руки отцовского друга. Король прекрасно понимал, что, соединись он с армией Мальвани, все скажут, что это он был при оргондцах и маршале, а не они при нем, а любое сопоставление с Шарлем и его сподвижниками было для Филиппа как нож острый.
Эжен по праву считался прекрасным воином и неплохим полководцем, но царедворец и политик из него был никудышный. Граф почитал главным разбить врага, слава победителя его волновала в последнюю очередь. Александр был с ним полностью согласен, но он слишком хорошо знал брата и понимал, что худшего начала нельзя было и придумать.
– Я не собираюсь плясать под дудку Марка, – хмуро сообщил Филипп, – мы не для того пришли к Кер-Септиму, чтобы пятиться к Табиту, потому что так захотелось моему шурину. Да и негодяя Саброна нельзя оставлять безнаказанным.
– Ваше Величество, – голос Стэнье-Рогге источал мед, – предатель заслуживает самой страшной кары. Нужно взять Кер-Септим и следовать первоначальному плану.
