– Довел меня родственничек, и как только Марта его терпит?! Надеюсь, у нее хватило ума завести себе любовника.
– Посоветуй.
– И посоветую, – хохотнул король, – может, Бэррота ей оставишь?
– Не пойдет. Ты же Марту знаешь.
– Верно, не годится. Сестрица с любовником еще и разговаривать захочет, а от Артура толк только в бою да в постели... Проклятый, знал бы ты, как взбесил меня этот болван. Говорить со мной, как с мальчишкой!
– Мы ему дали повод, когда прибежали к Марте в чем мать родила.
– Когда это было, – махнул рукой Филипп.
– Не так уж и давно. А потом, разве он не хочет того же, что и мы?
– Не уверен. Мы сильнее Жозефа и, без сомненья, его побьем, но потом что? Казна почти пуста, чтоб собрать армию и притащить сюда, я и так поднял налоги. Одним-двумя сраженьями не обойтись, завязнем до будущей зимы, если не больше. Пока я тут, в Арции Проклятый знает что начнется, Элла пишет, Генеральные Штаты совсем совесть потеряли, ее приказания не выполняются, да и в провинциях неспокойно.
– Я не уверен, что приказы королевы достойны выполнения.
– Да хотя бы она приказала бабам в штанах по улицам ходить! Я оставил ее вместо себя.
– И зря!
– Может быть, но дело сделано. И я должен буду спросить со всех, кто посмел ослушаться. И чем дольше я буду здесь, тем паршивее будут дела в Арции, не говоря уж о Джакомо и фронтерцах. Тут уж точно, кот из дома – мыши в пляс.
– Я говорил, нужно было начинать с севера.
– И был прав. А я начал с юга! И, между прочим, из-за нашего облезлого родственничка, Проклятый его побери! Пришел к нему на помощь, а он пытается мной распоряжаться.
– Филипп, раз уж мы тут, мы просто обязаны разбить Паука. После взятия Кер-Септима...
– За что тебе отдельное спасибо. Ох, и рожи были у тех, кто набрал денег за то, чтобы уговорить меня уйти.
– Так ты знаешь?
– Что Паук через эту свинью-епископа засыпал мой совет взятками? Разумеется, знаю. Мне, к твоему сведению, на мнение нашего братца, флюгера-Рогге и родичей Эллы плевать с высокой колокольни. Но раз Жозеф взял на себя труд кормить этих проглотов, пусть его. Я все равно сделаю, как решил, но из того, что заплатит Ифрана, эти продажные шкуры не получат ни гроша. Хватит с них взяток.
– Филипп!
– Я уже тридцать пятый год Филипп. Ох, Сандер, Сандер... Неужели ты думал, что я не вижу, что у меня под носом творится? Паук мой совет поливает золотом, а я ничего не знаю? Жозеф совсем ошалел со страху, ночью всему совету подарки прислал, я мешать не стал. Ты со своими лошадьми что делать станешь?
– Уже сделал.
– Что?
– Не знаю, Луи что-нибудь придумал...
– Сандер, не дури. Гастон говорит, лошадки загляденье.
– От Паука я не возьму ничего и никогда.
– А ты считай, что это от меня, – засмеялся король, – за Кер-Септим. Кто-кто, а ты заслужил. Уж теперь-то я с Жозефа за уход три шкуры сдеру, да не простые, а золотые.
– Филипп, – глаза Сандера вспыхнули нехорошим огнем. – Я. От Жозефа. Никогда. Ничего. Не приму.
– Ты еще Книгу Книг сюда приплети: «Опасайся суриан, даже приносящих дары».
– Суриан я как раз не боюсь. Атэвы нам не враги.
– Верно. Но мир с Ифраной я подпишу сегодня вечером в этой самой палатке. Не бойся, мы не прогадаем. Поднять Арцию на ифранские деньги – это ли не оплеуха Пауку, да и Марку в придачу.
Сандер помолчал, обдумывая слова брата, потом поставил полупустой кубок на стол.
– В чем-то ты прав. При нынешнем раскладе завоевать Ифрану невозможно, но уходить без мало-мальски внушительной победы равносильно поражению. Мириться с Жозефом можно только с точки зрения абсолютного преимущества.
– Оно у нас есть.
– Кер-Септима недостаточно. Мы должны разбить хотя бы одну ифранскую армию. Лучше всего ту, что выставлена против Мальвани.
– Чтобы победителями стали Анри и Марк?
– Победителями будем мы, потому что избавимся от Ифраны, а Мальвани никогда не напоминают об оказанных ими услугах.
– Потому что за них это делают другие, – раздраженно бросил король.
– А хоть бы и так. Главное – дело.
– Дело, говоришь? Тогда и говорить не о чем. Свое дело тут мы сделали. Паук ползает на брюхе и готов заплатить столько, сколько мы потребуем. Мы избежали ошибок Пьера Пятого, завязшего в войне, которая выжала казну, как тряпку. Вместо разорительной полупобеды мы получим мир на семь лет, за которые ты можешь разодрать на куски своего любимого Джакомо. За Кер-Септим и Саброна Паук заплатит отдельно, да и Дыню я ему в очередной раз продам. Незачем такой твари в арцийской земле гнить.
– Ты хочешь выдать ему Агнесу?
– А чего со старухой еще делать? Пусть ее теперь Саррижи кормят. Подпишет отказ от всех прав и притязаний, и Проклятый с ней.
– И сколько ты за нее хочешь?
– В полтора раза больше, чем за Саброна, как-никак королева. Хоть и бывшая. Но по отдельности они не продаются. А не продав их, я мир не заключу. Да и фрахт кораблей до Аданы за ифранский счет. Ну, что скажешь?
– Нет.
– Нет?
– Нам нельзя уходить без сражения. Ты слишком поднял налоги, собирая армию. Людям не понравится, что их зря ободрали, армия прогуляет свое жалованье в месяц, а потом? Они же двинут на большую дорогу. Марк на нас разозлится, а у Арции не так много союзников, чтобы мы могли ими торговать, да Оргонде одной и не выстоять. И потом, если уж тебя так волнуют разговоры... После такого мира скажут, что ВСЕХ арцийцев можно купить. Что тобой, как хочет, вертит твой совет, который продается оптом и в розницу, что ты ушел, потому что струсил...
– Сандер!
– Я готовлю тебя к песенкам, которые к весне будет распевать вся Арция. Неужели ты не понимаешь?! Ифрана всегда будет нашим врагом, а Оргонда может перестать быть нашим другом. Сейчас мы МОЖЕМ разбить Жозефа, но сможем ли через семь лет? Если он дает нам деньги, то потому, что уверен: впрок нам они не пойдут! Когда срок истечет, Ифрана будет сильнее, мы слабее.
– Это не так.
– Не так? Астрологи обещают нам тревожное будущее. Не откладывай победу на потом, Филипп.
– Хватит. Я целое утро слушаю родственничков, будь я проклят, если это не самое мерзкое времяпрепровождение из всех возможных. Отправляйся к себе. Если не образумишься, на совет можешь не приходить.
– Я приду и скажу то же, что и сейчас. Пусть и Марк, и саброновцы знают, что в Арции не все продается. – Сандер отдал воинский салют и с каменным лицом вышел на улицу. На полпути к палатке ему попалась странная процессия. Луи все же нашел свинью и засунул в зеленый, перетянутый посередине веревкой мешок, что придало негодующе хрюкающей пленнице изрядное сходство с епископом Клавдием. Мешок с подобием Его Преосвященства был умело прилажен на белом жеребце, на груди которого болталась тряпка с наспех сделанной надписью: «Опасаюсь ифранцев, дары приносящих». Следом вели остальных оседланных дареной сбруей лошадей, к стременам рыжего и гнедого были привязаны Жор, Фер и собачьи миски, на которых было написано: «Хотим еще», а на вороного и серого Луи навьючил дареные кубки.
