2887 год от В.И.
21-й день месяца Волка.
Арция. Мунт
Если бы в этом подвале было хоть какое-то окошко, пусть самое маленькое! Но его не было, а была чадящая печурка, стол, стул, две кровати и множество тараканов, которые вызывали у Жаклин не меньшее отвращение, чем ее надсмотрщица. Мадлен уже вышла из того возраста, чтобы находиться наверху, идти ей было некуда, и она, как могла, отрабатывала у Жизели кусок хлеба, глоток вина и крышу над головой, не забывая по привычке густо размалевываться и поливать себя дешевыми благовониями, вызывающими у Жаклин тошноту. И к тому же она была болтлива и нахальна.
Некогда принцесса Гаэльзская и жена наследника престола, а ныне пленница герцога Ларрэна, опустив голову, слушала трескотню подвыпившей бабищи, со смаком пожирающей двойной ужин. Есть Жаклин не хотела, заточение в душном подвале и общество Мадлен напрочь лишали аппетита. Девушка молча рассматривала свои руки, время от времени кивая головой и повторяя про себя сочиненную ночью балладу о прекрасном рыцаре. Прошло больше кварты, как дочь Рауля ре Фло передала кое-как нацарапанную записку одной из девиц, проявившей к ней участие. Нора была за что-то наказана, у нее отобрали на три дня выходные платья и отправили помогать на кухне, а Мадлен как раз где-то разжилась царкой и уснула сразу после ужина. Когда темноволосая пышка с заплывшим от удара глазом пришла за посудой, Лина рискнула ее окликнуть, и они разговорились. Мадлен громко храпела, как никогда напоминая спящую свинью, а дочь Короля Королей, дрожа, умоляла продажную девку сначала добыть ей перо и бумагу, а потом передать письмо герцогу Эстре.
Это было безумием, но Жаклин уже перешла грань страха. Фляга царки, попавшая в жирные и грязные лапы Мадлен, показалась девушке знаком свыше, и она рискнула. Что ж, хуже, по крайней мере, не стало. Если Нора не исполнила ее просьбу или Александр не счел возможным вмешаться, ее хотя бы не выдали.
Надсмотрщица все зудела, похоже, она была на кого-то или на что-то ужасно обижена, но Жаклин изо всех сил старалась не думать о ней, уплывая в свои выдумки. Когда-то она любила мечтать, сидя на окне своей спальни во Фло, откуда был виден сад, кусочек реки и поля, тянущиеся к Флосскому лесу. В небе кружили птицы и плыли облака, вода в реке блестела или становилась темной, и в ней отражались далекие зарницы... Однажды Александр Тагэре принес ей раненую выдру, зверек прожил в замке два года, потом ушел. Неужели Сандер ей не поможет, хотя, скорее всего, его нет в Мунте. Он не любит столицу, и она его понимает, да и на границе столько дел... Но рано или поздно он приедет, только бы Нора не забыла о своем обещании и не потеряла письмо.
Святой Эрасти, но почему тут нет окна? Пусть оно выходит в любой загаженный двор, пусть в него можно увидеть лишь забор и ноги в грязных сапогах, она согласна. У нее нет больше сил смотреть на унылые стены, по которым важно разгуливают ничего не боящиеся тараканы. Жаклин брезгливо передернула плечами, заметив рыжего и усатого нахала, примеривающегося к валяющимся крошкам. Мадлен ест так неопрятно, а она, она не может заставить себя прикоснуться к испачканной этой жуткой бабой посуде.
– ...было время, я приводила к себе по десять нобилей за ночь, они дрались из-за меня, – гудела толстуха, не забывая громко чавкать и размахивать вымазанными в подливке лапами, – я ей приносила по двадцати ауров в день, а она мне и арга не дает. И еще заперла в подвале с полудохлой кошкой! И когда только я от тебя избавлюсь?
Стук в дверь прервал ворчанье надсмотрщицы. Мадлен торопливо пихнула тарелку к Жаклин. Если это Жизель или Виолетта, ей не поздоровится. Они берут деньги за то, что прячут пленницу, а не за то, что морят ее голодом. Конечно, пожалуйся Жаклин Виолетте, ее наверняка бы избавили от Мадлен, но зато стали бы заставлять есть или придумали что-то еще. Девушка покорно придвинула к себе тарелку и даже, брезгливо вздрогнув, коснулась рукой грязной ложки, равнодушно наблюдая, как надсмотрщица, тряся жирными боками, прошествовала к двери, взялась за ключ, но вспомнила, что должна проявлять осторожность.
– Кто тут?
– Сигнора Виолетта просит подняться к ней, она ногу свернула.
Жаклин узнала голос Норы, и ее бросило в жар. Конечно, поговорить им не удастся, но, может, она хотя бы знак подаст. Мадлен, что-то буркнув под нос, распахнула дверь, загородив ее необъятным задом. Нора сказала что-то еще, надсмотрщица ответила, повернулась к Жаклин, видимо, намереваясь дать ей наставления, и... грохнулась ничком. А в комнату вошел высокий черноволосый человек и изысканно поклонился.
– Сигнора ре Фло, разрешите представиться. Рафаэль Кэрна. Я пришел за вами по поручению Александра Тагэре. Проклятый! – Рито едва успел подхватить теряющую сознание девушку на руки. – Твари! Нора, можешь эту тушу затолкать внутрь? Умница, что б я без тебя делал...
Когда Жаклин пришла в себя, над ней склонилось то самое лицо, которое она представляла, чтобы не сойти с ума. Высокий лоб, обрамленный иссиня-черными кудрями, огненные глаза под густыми, изломанными бровями, ослепительная улыбка... Она, с одиннадцати лет хранившая в сердце образ Эдмона Тагэре, в день турнира полюбила мирийского нобиля. И эта любовь была взаимной. Он ее нашел и спас.
Рито Кэрна приподнял ей голову и подал стакан воды.
– Сигнора, я пришел к вам по просьбе Александра Тагэре. Нужно, чтоб вы пришли в себя. Я был бы счастлив нести вас, но, возможно, мне придется драться, у меня должны быть свободны руки. Вы сможете идти с помощью Норы?
Сердце Жаклин замерло от нестерпимой боли. Он ее не любит и никогда не любил. Она была для него лишь несчастной дочкой Рауля ре Фло, которой он оказал внимание, скорее всего, по просьбе Сандера. Жаклин понимала, что ее горести позади, но, если бы ей предложили умереть в этом притоне в уверенности, что она любима, или жить свободной, но с разбитым сердцем, она бы трижды подумала. Но что случилось, то случилось.
Рауль часто сетовал, что у него нет сына, а дочери больше похожи на пугливых горожанок, но в эту ночь Жаклин повела себя, как подлинная дочь своего отца. Она сжала зубы и попробовала встать, опираясь на руку Норы. Голова все еще кружилась, но девушка уверенно сказала:
– Сигнор, я выдержу столько, сколько нужно.
– Отлично. – Рито с брезгливой миной сорвал с Мадлен верхнюю юбку, разорвал на полосы и связал надсмотрщицу, а затем с еще более брезгливой миной заткнул ей рот.
– Если не задохнется, жить будет... – Он рывком взгромоздил обмякшую тушу на ближайшую постель, – дверь мы запрем, до утра сюда вряд ли кто сунется. Нора, как думаешь, выберемся без шума или не выйдет?
– Как повезет, – улыбнулась девушка.
Им повезло. На дороге к черному ходу, куда по утрам торговцы подвозили снедь и вино, не оказалось никого, как и у самой двери, запертой на три засова и подпертой колом. Не понадобилось не только кого-то убивать, но даже ломать запоры. Хозяйство у Жизели велось отменно, засовы и петли были обильно смазаны, ничего не звякнуло и не скрипнуло. Дверь распахнулась, и Жаклин обдало осенним холодом. После полугода в подвале воздух Мунта казался пленительно свежим. Тряпичный переулок, куда выходила задняя стена веселого дома, был пуст. Первой вышла Онорина, осмотрелась и махнула рукой. Ноги у Жаклин подкосились, но Рафаэль, успокоившись на предмет погони, подхватил ее на руки, словно перышко, двумя прыжками преодолев освещенное пространство. В тени на противоположной стороны улицы их ждали. Жаклин не могла видеть лица, но голос она узнала.
