Меньше всего Александр любил поднимать вокруг своей персоны шум, но приезд в столицу герцога Эстре не мог остаться незамеченным. Победителя полосатиков узнавали все: и стражники, и простые горожане, и крестьяне из окрестных сел, привезшие в город свой товар. Будь младший из Тагэре потщеславнее, он был бы рад и счастлив, но мысли Сандера занимала грядущая неприятность. В том, что вызов матери связан с бедой, он не сомневался. И все равно обижать людей не хотелось, и Эстре старательно отвечал на приветствия воинов и простолюдинов, не скрывавших своей любви к горбатому герцогу.
Особняк Мальвани оставался таким же, как и в тот уже далекий летний день, когда он встретил Сезара и схлестнулся с четверкой «пуделей». Ему повезло: он сразу обрел и друга, и врагов. Сандер, дивясь сам себе, кивнул тигру на фронтоне, как старому приятелю. Воин, ехавший рядом с сигноносцем, ударил кольцом в ворота, которые тотчас распахнулись. Раньше, приезжая к Мальвани, Сандер чувствовал, что возвращается домой. Раньше здесь жил Сезар, а затем и Даро. Теперь его ждала встреча с матерью... Но сначала на крыльце показалась Миранда. Александр не очень ловко (мешала не до конца зажившая рана) спрыгнул с коня, и жена Анри порывисто прижала его к себе и поцеловала в лоб. Что же все-таки случилось?! Все еще красивые светлые глаза герцогини были тревожными.
– Сигнора...
– Все не так страшно, как ты думаешь, – шепнула она, – но все равно плохо. И, если хочешь знать мое мнение, ты вовсе не обязан вмешиваться, хотя, – Миранда вздохнула, – ты все равно вмешаешься.
– Но что случилось?
– Мать объяснит. А, ладно, скажу... Жоффруа заключен в Речной Замок по приказу короля. Он требует суда Генеральных Штатов, вернее, требовал, когда его схватили... Большего ни я, ни кто другой не знает. Даже Обен. Но Ларрэну грозит казнь.
Сандер сам не понял, что почувствовал, узнав о причине, по которой три кварты гнал коней, оставив за спиной не доведенную до конца войну. В пути что только ему в голову не лезло, но он НИ РАЗУ не подумал о Жоффруа. Сказать, что герцог Эстре любил Ларрэна, было бы большим преувеличением. В последний раз их чуть ли не силком растащили Сезар и Рафаэль... А теперь Жоффруа грозит казнь. Что же такого натворил их непутевый братец, что переполнило чашу терпения Филиппа? Ведь какие только подлости и предательства ему не сходили с рук. Не замыслил же он, Проклятый его побери, цареубийство?
– Ну, задумался, – сжала ему руку Миранда, – ничего не видишь, ничего не слышишь. Ступай к матери, потом поговорим. Если захочешь...
2888 год от В.И.
27-й день месяца Волка.
Арция. Мунт
Герцогиня Тагэре молча смотрела на молодого рыцаря с усталыми серыми глазами. Ее младший сын, сын, которого она не просто не любила, но боялась. И ее последняя надежда. Но захочет ли Александр ради Жоффруа спорить и ссориться с Филиппом, которого обожает? Эстела, хоть и похоронила себя заживо в Тагэре, не ослепла и не оглохла. Она знала и о ссоре в Оргонде, и об истории с Жаклин. Жоффруа сделал все, от него зависящее, чтобы превратить младшего брата в смертельного врага.
Вдовствующая герцогиня протянула сыну руку для поцелуя.
– Благодарю вас, что вы откликнулись на мою просьбу. Вам известна причина?
– Герцогиня Мальвани сказала, что герцог Ларрэн в Речном Замке. В чем его обвиняют?
– Этого никто не знает. Меня к нему не допустили, а ваш брат-король сказал лишь, что речь идет о деле государственной важности и что поступки Жоффруа переполнили чашу его терпения.
– Матушка, неужели вы не догадываетесь, что случилось?
– Нет. И я прошу вас добиться у Его Величества ответа, а также, – губы Эстелы дрогнули, – а также испросить для вдовствующей герцогини Тагэре свидание с сыном. Я знаю, что вы с Жоффруа не были дружны, но Тагэре не должны проливать кровь друг друга. Я жду ответа. Вы пойдете к Его Величеству?
– Да, – наклонил голову Александр, – я не знаю, что сделал Жоффруа такого, что затмевает его прежние поступки. Если это ложится пятном на весь наш род, я должен это знать и разделить с Филиппом его ношу.
– Вы намерены способствовать казни брата?
– Я намерен узнать правду, какой бы она ни была. И я не хочу, чтобы снова лилась кровь, тем более без суда и на плахе. Я иду прямо сейчас.
– Вы уверены, что Его Величество даст ответ?
– Иногда отсутствие ответа его заменяет.
Александр поклонился и вышел, Эстела устало вздохнула и откинулась на спинку кресла. Теперь остается лишь ждать. Разговор оказался и легче, и труднее, чем она думала. Легче, потому что Александр не стал уходить от ответственности и вспоминать старое. Труднее, потому что она окончательно убедилась: они с сыном – чужие люди, связанные лишь этикетом и возникшим неприятным делом. Нет, Эстела Тагэре не закрывала глаза на недостатки своих старших детей, она знала, как жесток и вместе с тем малодушен может быть Филипп. Марта была скрытной и гордой, Лаура взбалмошной и не всегда правдивой, а про Жоффруа не приходится и говорить, к тому же в последнее время он слишком много пил. Но при всем при том они были ее детьми, а Александр, про которого никто не мог сказать ни единого дурного слова, оставался чужим. По крайней мере, для нее. И это было взаимным. Миранда Мальвани или вдова Рауля герцогу Эстре ближе родной матери, и ничего с этим поделать Эстела то ли не могла, то ли не хотела. Она и обратилась-то к нему не как к сыну, а как к брату короля.
Святая Циала! До чего она дожила. Просит младшего сына вступиться за среднего перед старшим. Но другого выхода нет, она была у барона Обена, который все еще остается самым дошлым интриганом Арции. Старик сказал, что если Филиппа не остановит Александр, его не остановит никто...
Что ж, она сделала все, что могла, и только сейчас поняла, как устала. С той самой ночи, как ей приснился оказавшийся пророческим сон, она не жила. Эстела до сих пор не поняла, как могло случиться, что она, всю жизнь смеявшаяся над суеверной Марион, поверила тому, что на первый взгляд казалось сущим бредом.
Все началось холодной осенней ночью. Она поднялась к себе рано, долго стояла у окна, глядя на залитые лунным светом убранные поля. Когда-то она смотрела на них вместе с Шарлем, потом он оставил ее на растерзание оскорбленной любви и бесконечным северным зимам. Она сама не понимала, почему, не любя Тагэре, упрямо живет здесь, хотя к услугам матери Его Величества любой замок в любой части Арции. И при этом ей отнюдь не требовалось любоваться на Эллу и ее мерзких родичей, она была бы сама себе хозяйка.
Могла она вернуться и в родной дом, благо Делия оттуда убралась по собственной воле, но Эстела оставалась рядом с могилами мужа и сына, хотя ходила к ним не так уж и часто. Ее пугала гнетущая тишина нижнего иглеция и холодная отстраненность гранитных надгробий. Она не чувствовала присутствия Эдмона и Шарло, да, пожалуй, и не хотела чувствовать. Ощущение своей правоты и непорочности давно исчезло, осталась лишь пустота. Даже дела Филиппа и те казались суетой, никому не нужной и жалкой. Если бы не страх и ненависть, которые Эстела испытывала к циалианкам, она бы ушла в обитель, но для Тагэре, урожденной ре Фло, принять постриг было столь же невозможно, как украсть или изменить супружескому долгу.
