– Нет, Сандер.
– Значит, Жоффруа и вправду узнал что-то непотребное. О ком? Его собственные предательства и преступления ты бы скрывать не стал.
Ответить Филипп не успел, дверь распахнулась, и на пороге, застенчиво и вместе с тем лукаво улыбаясь, застыл мальчик лет семи. Нахмуренные брови короля разошлись, и Филипп ласково улыбнулся сыну.
– Чего ты хотел, Филло?
– Я, – на белой коже мальчика проступил румянец, – я хотел видеть дядю Александра.
– Ну, ты его видишь, что ты хочешь еще?
– Можно, я с ним поговорю?
– Конечно, можно, – засмеялся Сандер, подходя к племяннику и протягивая ему руку, – здравствуй, Филипп. Я очень рад тебя видеть. Ты стал совсем большим.
– Я тоже очень рад, – мальчик серьезно пожал протянутую руку, – ты мне расскажешь про победу?
– Про какую? – поддразнил сына Его Величество. – Если дядя Сандер начнет рассказывать про все свои победы, ему придется говорить до утра.
– Про ту, когда прошли там, где нельзя было пройти...
– Хорошо, – Александр не смог удержать улыбки, – я обязательно расскажу, это было не так уж и трудно. Вот твой отец и вправду видел то, что по праву называется подвигом. Это было у деревни Беток, я тогда был всего на два года старше тебя.
– Расскажешь?
– Обязательно, но немного погодя.
– Выйди, Филло, – велел король сразу поскучневшим голосом.
– Но вы скоро?
– Скоро...
Мальчик выбежал, на прощанье обернувшись и наградив Александра восхищенным взглядом.
– А как твои? – осведомился король. – Ты их оставил в Эстре?
– Разумеется, я не знал, почему и зачем я еду.
– Жаклин здорова? Когда ждете прибавления?
– В середине Копьеносца.
– Тогда тебе тем более нужно домой. Не думай, что я тебя гоню, но... Как назовете?
– Сына – Эдмон. Дочь – пока не знаю.
– Я тоже хотел назвать старшего Шарло, а младшего Эдмоном, но побоялся... Стал суеверным на старости лет. Маги говорят, имя как печать. Даже не само имя, оно что, набор звуков, и все. Все дело в судьбе того, в чью честь оно дается. Пусть уж будут Филипп и Александр.
– Не знаю, сколько в этом правды, – серые глаза Сандера на мгновенье затуманились, – но судьбе и отца, и Эдмона можно позавидовать, а что до нас... Кто знает, как и когда мы кончим, да и мое имя... Не уверен, что мою дорогу стоит повторять.
– Отчего же, вице-маршалом в двадцать становятся нечасто. Но я думал не об этом. Я хотел, чтобы следующий король Арции мог во всем положиться на брата. Как я на тебя.
– Надеюсь, так и будет. Но... – Сандеру не хотелось продолжать этот разговор, но он не мог поступить иначе, – Филипп, нам никуда от этого не деться. Ты должен или доказать вину Жоффруа, или отпустить его...
– Я никому ничего не должен. Я – король... Тот же Жозеф или Усман не оглядываются на других, чем я хуже?
– Да, ты король. Именно поэтому ты должен всем. Ничего не могу сказать про Усмана, я не знаю атэвов, хотя у них есть очень правильная поговорка. Что пристало шакалу, недостойно льва. Но разве ты хотел бы походить на Паука? А если оглядываться, так на отца.
– Отец погиб и потерял все, что имел. Мы бы тоже погибли, если бы...
– Если бы не Рауль, Анри и другие друзья Шарля Тагэре. Нас все равно спасло его сердце...
– Я устал с тобой спорить. Но я не хочу, чтобы наши дети из-за наших прекраснодушных глупостей оказались в нашей шкуре двадцатилетней давности.
– Чем тебе может грозить Жоффруа? Он пьет, как три лошади, на него никто и аура не поставит! Ларрэн нас позорит, но он неопасен. Или все-таки опасен? Ты что-то скрываешь, а он это узнал?
– Да что мог узнать этот боров?! Но я не желаю идти у него на поводу! Собирать Генеральные Штаты из-за пьяного ничтожества!
– Нет, из-за брата короля, обвиненного королем в государственной измене. Ты даже имена сыновьям подбирал, чтоб защитить их от предательства, так подумай, какой пример им подаешь. Казнь без суда и следствия – это убийство! Что будет, если...
– Вы скоро? – Золотистая головка просунулась в приоткрывшуюся дверь. – Меня скоро спать заставят. А я хочу поговорить с дядей Александром.
– Дядя Сандер уже идет. – Король улыбался, но его глаза были жесткими и острыми, как алмаз. – В самом деле, Александр, не мучай ребенка, расскажи ему о своих фронтерских похождениях. Мы все уже обсудили. Жоффруа предстанет перед Генеральными Штатами послезавтра.
Эстель Оскора
На этот раз все произошло ночью. Роскошной весенней ночью, наполненной ароматами цветущей сирени и соловьиного клекота. Мы с Эрасти сидели у его любимого озера и молчали каждый о своем. Не знаю, о чем думал Проклятый, но я напрочь забыла и о нависшей над Арцией угрозе, и о том, что мы пленники давным-давно покинувшей этот мир богини. В эту ночь я просто жила, ни о чем не думая и не вспоминая. Жила бездумно и радостно, как цветущая сирень. Даже память о Рене перестала меня мучить, наполнив душу вместо боли предощущением счастья. Я знала, что мы встретимся, пусть и не скоро; встретимся и будем вместе до конца времен. Бывают мгновения, когда сами мысли о смерти, грязи, страданиях становятся неуместными... Разумеется, тут это и случилось. Я почувствовала острую колющую боль в руке и, не сразу поняв, в чем дело, уставилась на полыхающее кольцо. Внутри обычно черного кристалла бушевала огненная буря. Вихри багрового пламени свивались в спирали, сжимались в точку и вновь распускались, как лепестки какого-то жуткого цветка, затем пламя исчезало в клубах дыма и вновь вырывалось на свободу.
Не знаю, как так получилось, но, глядя в камень размером в половину мизинца, я ощущала себя не то на костре, не то в жерле вулкана.
Очнулась я, потому что Эрасти прижимал меня к себе. Мы молчали, не в силах оторвать взгляда от кольца Предательства, потом Проклятый взял меня за руку, снял и не думавший гаснуть перстень и положил на плоский камень, с которого днем имел обыкновение кормить пестрых хохлатых уток, водившихся здесь в изобилии. В темноте кольцо Анхеля казалось глазом какого-то огненного чудовища, выползшего из бреда свихнувшегося сказочника.
– Вот и все, – тихо сказал Проклятый, – окончены сроки, сейчас все понесется, наше ожидание подошло к концу. Интересно, как нас встретит Арция...
– Вряд ли ей будет до нас. Но почему оно не гаснет?
Кольцо полыхало по-прежнему. Я не видела, что с ним было, когда Анхель предал Эрасти, или когда первый из Лумэнов поднял руку на племянника-короля, но позавчера камень погас так же быстро, как и вспыхнул. Если бы я не носила его на руке, а оставила бы где-нибудь, мы бы и не узнали, что к последнему греху сделан еще один шаг. Неужели кольцо Предательства останется таким? Наверное, я произнесла это вслух, потому что Эрасти тихо ответил:
