– Вот ты и сказала главное.
– Главное?
– Да. Про мелких мерзавцев и вранье. Это самые страшные враги, которые только могут быть. Ройгу или Михай, они что... Против них найдутся и мечи, и те, кто эти мечи поднимут. Вы выиграли Войну Оленя, а через шестьсот лет выяснилось, что вы ее проиграли.
– Да, из-за этого, из Серого моря...
– Из-за него, но не только. Геро, если эту тварь сейчас уничтожить или изгнать, ничего не изменится. Может быть, все эти шестьсот лет, которые тебя не было, она была мертва. Залиэль – сильная волшебница, она могла своего добиться.
– Как? Что ты сказал! Не может быть!
– Может. Если убить поджигателя, подожженный им дом не потухнет. Тарра тлеет, и уже неважно, кто и зачем ее поджег.
– Неважно? Эрасти, я уже совсем ничего не понимаю.
– Это так просто, что даже страшно...
2888 год от В.И.
29-й день месяца Волка.
Арция. Мунт
– Ты мне не веришь? – король с мукой посмотрел на брата. – Этот дурак напился. Напился и утонул в бочке, которую ему притащили ослы-тюремщики. Я виноват только в одном. В том, что разрешил исполнить это дурацкое последнее желание. Кто же мог подумать, что он затеет купаться в атэвском. – Филипп почти кричал. – Мне и в голову такое не пришло бы. Ты мне не веришь?
– Почему не верю? – Голос Александра звучал бесцветно. – Захлебнуться в вине – что может быть проще.
Повисла тишина, такая плотная, что ее, казалось, можно было резать ножом. Король мерил шагами свой кабинет, обтянутый золотистым – под цвет волос королевы – хаонгским шелком, герцог Эстре скорчился в кресле, наблюдая за метаниями брата. Наконец Филипп Четвертый развернулся:
– Чего ты хочешь от меня?
– Ничего не хочу, хотя, нет... Ответь, что собирался поведать Жоффруа выборным?
– Откуда мне знать?! – зарычал король. – Жоффруа был пьян, сам Проклятый не знает, что может вбить пьяница в свою дурацкую башку.
– Он не был пьян, – вздохнул Александр, – ему не давали вина, пока не назначали время и место суда и пока он не получил право на последнее желание.
– Значит, он просто захотел напиться и все затеял ради этой чертовой бочки! – Глаза короля налились кровью, а шея побагровела. – Сандер, что ты хочешь услышать? Говорю же тебе, этот ублюдок нажрался, как свинья, и утонул. Собаке собачья смерть!
– Что Лумэны считают нас собаками и ублюдками, я знаю, но что ты с ними согласен, слышу впервые.
– Ты что, поклялся вколотить меня в гроб?! Это ты будешь братоубийцей, если не прекратишь этот дурацкий разговор. Ты, а не я!
– Говори тише, Филипп, – поморщился герцог, – тебя слышат стражники, а может, и не только стражники.
– И давно ты стал бояться чужих ушей?
– Я? Я их и сейчас не боюсь, а вот ты произнес слово, которое может к тебе прилепиться не хуже... репья к собачьему хвосту.
– Проклятый! Ты меня доведешь! Замолчи, во имя святого Эрасти! – Король бросился к столу и, схватив обеими руками тяжеленную вазу, опрокинул ее себе на голову. Пурпурные астры пятнами стареющей крови упали на мокрый ковер. Отряхнувшись, как огромный горный волкодав, король повернулся к брату.
– Ну, что молчишь?! Чего тебе от меня надо?
– Ничего, теперь уже ничего...
– Сандер, – в голосе короля послышались умоляющие нотки, – Сандер, не оставляй меня, я не могу потерять еще и тебя.
– Ты так и не скажешь, что узнал Жоффруа? Чего ты боялся?
– Я?! А чего мне бояться?! Не знаю я, что засело в его дурной башке, говорю же, не знаю! Ты меня слышишь?!
– Слышу, брат, – вздохнул Александр.
– И это все, что ты можешь мне сказать? – глаза короля стали несчастными. – Впрочем, молчи, если хочешь. Только не уезжай, ты ведь не уедешь?! Правда? Не оставишь меня... Куда ты?
– Я устал, монсигнор, сегодня был трудный день.
– Сандер... Я правда не могу тебе сказать... Если бы ты спросил вчера, а сейчас... Все равно уже поздно, ничего не изменишь. Ты нужен мне, Сандер! Я совсем один. Вилльо – волчья стая...
– Ты сам запустил ее в овчарню, – серые глаза Александра блеснули сталью, – сам и выгони.
– Не могу я! – простонал Филипп. – Тебе хорошо, верно Элла говорит, ты железный. У тебя нет сердца, ты всегда все сделаешь правильно, но ты никогда не поймешь, что с нами делают женщины!
– Ты прав, – губы герцога скривило нечто, изображающее улыбку, – но о женщинах сегодня вряд ли стоит говорить. Прощай!
– Но ты меня не бросишь?
– Не брошу, монсигнор, – подтвердил младший из Тагэре, – верность меня обязывает. Я всегда буду там, где это нужнее Арции и ее королю.
Герцог Эстре поклонился и вышел. Вызывая брата на разговор, он надеялся на лучшее, но боялся худшего. Что ж, подтвердились самые дурные из опасений. Филипп ни в чем не признался, но Александр был уверен, что Жоффруа убили, и убили по приказу короля. Но что такого мог узнать несчастный пьяница, чтобы их красивый старший брат, самый умный, самый сильный, самый добрый, решился на такое?! А это было именно его решение. Александр ненавидел королеву, но не настолько, чтобы ослепнуть. Будь виновна Элла или кто-то из ее родичей, король вел бы себя иначе. Нет, невестка ни при чем, она, похоже, даже не догадывается, что случилось. Что же все-таки унес в могилу их непутевый братец? Кому грозит эта тайна? Самому Филиппу? Всем Тагэре или же Арции? Если последнее, то он, наверное, поступил бы так же. То есть пролил кровь брата ради страны, которой поклялся служить?
У монарха должна быть только лишь одна привилегия – первым умереть за свое отечество. Кто же это сказал? Его учитель точно оставил бы его без обеда.... Это сказал Анхель Светлый. При Иволге легендарного императора причислили к лику святых, словно люди могут решать, кому из рожденных женщиной подходит нимб, а кому – нет. Как-то Жорж Мальвани сказал, что Светлый предал Эрасти Церну, бывшего ему больше чем братом, а теперь Анхель Светлый свят. Надо же... В Рито течет какая-то частичка крови Эрасти, а он сам – родич Анхеля. Остается надеяться, что их дружба окажется крепче. От Кэрны Александр мог выдержать даже сострадание, но и ему он ничего не скажет о своем подозрении, нет, уверенности. Филипп – братоубийца, этот грех теперь нести всем Тагэре, и расплата за него, скорее всего, будет страшной.
Только бы Рито не спросил о том, о чем он сам спрашивал Филиппа. Лгать будет тяжело, и этой лжи не будет ни конца ни краю, она умрет только вместе с ним... Остается надеять-ся, что у брата не было другого выхода, что стоял выбор: или Жоффруа, или Арция.
И вдруг Александр Тагэре понял, что он бы не смог. Он, убивший первого врага в шестнадцать. Или, если бы другого выхода действительно не было, сделал бы все своими руками, а не отсиживался у любовницы в присутствии доброго десятка музыкантов и придворных, которые шутили и слушали изящные мадригалы, пока в Речном Замке убивали. Никто и никогда не скажет, что король приложил руку к убийству, но убийца все равно он, и только он...
