Показался холм с мельницей, пора сворачивать на Морской тракт... Хорошо, что он знает эти места. Виконт махнул рукой, указывая путь, и пустил Криса наискосок через поля, безжалостно топча нежные всходы. Несколько раз дорогу пересекали живые изгороди, но для атэвских скакунов эти препятствия были игрушками.
Когда они выбрались на Морской тракт, благородные животные по собственной воле припустили было галопом, но, подчиняясь воле хозяев, перешли на рысь. Мальвани, как могли, облегчали им бег, ритмично поднимаясь в седлах и стараясь не задевать боков шпорами. В этом не было никакой нужды. Пока. Сезар и Анри прекрасно понимали, какому испытанию подвергают коней, и, как могли, берегли их дыхание. Но время поджимало. Они должны быть в Рыбном городе в самый глухой час ночи. Значит, выйти в море нужно не позже полуночи.
Анри подал пример, пришпорив лошадь, и они опять понеслись галопом. До моря оставалось весы четыре. Кони с небольшими передышками покроют их оры за две с половиной. Потом еще искать рыбака с лодкой. Воображение Сезара рисовало взбесившийся город и Марту, гордую и одинокую. Она всегда была гордой и одинокой. Почему он не сказал ей о своей любви? Проклятый! Ну почему?!
Вперед! То галопом, то рысью мимо зеленеющих полей и перелесков, мимо занятых повседневными делами и делишками деревень и мельниц, через реки и ручьи, мимо разрушенной старой башни, в которой уже сотни лет не видели стражников, мимо одинокого тополя, мимо иглеция, будь он трижды проклят со всеми клириками и святыми!
Дорога обогнула лес и пошла под уклон. По ней ездили нечасто. Сайрэ не была крупным портом, просто несколько десятков рыбацких домишек. Крис больно споткнулся о камень и тихо и обиженно заржал. Сезар натянул поводья, заставляя перейти беднягу на шаг, отец сделал то же самое. На сей раз кони не возражали. Они и впрямь начинали уставать, а им еще бежать и бежать.
Анри положил руку на взмыленную шею Веверлея, и тот, не смея заржать, обернулся и посмотрел на хозяина. Он понимал, что раз его заставляют так долго скакать, то это нужно. Очень нужно. Но он устал и хотел пить. Анри погладил жеребца и пробормотал ему что-то нежное; конь, поведя ушами, предпринял попытку вновь пуститься галопом. Повелитель был ему благодарен и им доволен, а ради этого атэвский иноходец готов на любые жертвы. Мальвани это знал, но заставил жеребца еще пару десятинок идти шагом и лишь потом, улыбнувшись бледному, как полотно, сыну, сжал коленями конские бока. Лошади рванулись, всадники приникли к блестящим шеям. Начинало темнеть, а дорога была не из легких. То и дело кони спотыкались о камни и выбоины, один раз чуть ли не на середине дороги оказался растрепанный куст, от которого с испугом шарахнулся серый Сезара.
Еще пол-оры. Вечер стремительно переходил в ночь, светлым оставалось только небо. Но вот стало черным и оно. Кони задышали часто и неровно, пришлось отдыхать, а потом идти кентером. Сколько же вес они проскакали? В темноте не понять.
– Сезар, отдыхаем.
Анри спешился первым и опустился на землю рядом с Веверлеем. Жеребцы опустили головы, роняя на траву хлопья пены. Ноги у них дрожали, они хрипло и прерывисто дышали, по вздымавшимся бокам стекал пот.
– Отец, мы успеем?
– Не думай об этом. Мы должны сделать все, что можем, и даже больше.
– Я люблю ее.
– Я знаю...
2892 год от В.И.
15-й день месяца Дракона.
Арция. Мунт
– Мы все проверили, государь, – Антуан Бэррот с трудом сдерживал радость. – Ошибки быть не может, клирик прав.
– Я знаю, что он прав, – устало сказал Александр, – Можете идти.
– Я просил Артура усилить караулы.
– Благодарю, но вряд ли мне что-то угрожает.
Отец Артура поклонился и вышел той стремительной походкой, которая появляется у человека, довольного жизнью и уверенного в том, что его ждут великие дела.
– Рито...
– Ау? – мириец не назвал его Ваше Величество, и Александр был готов его за это расцеловать.
– Я вспомнил ту женщину. Филипп был в нее безумно влюблен, а потом оставил. Высокая, светлые косы... Тебе такие нравятся. Элла немного на нее похожа. Внешне, я имею в виду, по сути это небо и земля. Потом Клотильда куда-то исчезла, я и подумать не мог, что она законная жена Филиппа, что у них ребенок... Я должен поговорить с ней и с девочкой! Думаю, найти их несложно, клирик скажет, где. Они должны узнать, что по отношению к ним справедливость восторжествовала. Проклятый не отметь Филиппа Вилльо, он стал бы великим государем. Ну да что теперь жалеть, нужно думать, как быть дальше.
– А чего думать, – пожал плечами Кэрна, – коронация назначена, приглашения разосланы. Гартажи и Ландеи к этому времени подойдут, но по мне – это лишняя предосторожность, на тебя Арция и так разве что не молится.
– Ваше Величество, – на пороге возник очень серьезный лакей в черной с золотом ливрее.
– Я еще не король.
– Монсигнор герцог, к вам Элеонора Вилльо.
– Хорошо.
Элеонора вошла в кабинет, шурша шелками, и густой аромат фрезии и персика напомнил Александру спальню брата и их последний разговор.
– Александр, – как же он ненавидел этот ее сладкий и кроткий тон, ведь она же убить его готова, – могу я вас по-прежнему так называть?
– Разумеется, – в некоторых случаях на лицемерие и ложь можно отвечать только лицемерием и ложью.
– Я хотела бы поговорить с вами наедине...
Так, а вот этого не будет. Ему нужен свидетель.
– От маркиза Гаэтано у меня тайн нет.
– Наверное, я это заслужила, – королева кротко вздохнула, – я сделала много ошибок, самой главной из которых было то, что я считала замужеством, но прошлого не вернешь. Что с нами будет, Александр? Со мной и с моими детьми?
– Вы не будете ни в чем нуждаться, сигнора. Я прослежу, чтоб вам оказывалось соответствующее уважение. Вы стали жертвой обмана, и я сделаю все, чтобы смягчить его последствия.
– Что будет с детьми?
– Мальчики получат титулы графов и владения в Эстре, Элеонора, Мария и Анна, когда подрастут, смогут посещать все балы и приемы, я не сомневаюсь, они сделают блестящие партии. Приданое я им дам, но лучшее их приданое – ваша красота, сигнора.
– Благодарю вас, Александр, – королева повернулась, чтобы выйти, и Александр мягко добавил:
– Мне очень жаль, что так случилась.
Она ничего не ответила, Сандер какое-то время молча смотрел ей вслед.
– Я чувствую себя предателем, Рито. Да, в глазах Церкви они не были супругами, но Филипп хотел видеть своего сына королем, он даже брата ради этого не пожалел... Если б только он был со мной откровенен!
– То что? – голос Рито не предвещал ничего хорошего.
