Когда к нашим ногам словно бы упала тропа золотисто-зеленого пламени, мы, не колеблясь и не оглядываясь, бросились вперед. Нужно было спешить, чтобы пройти Врата, пока у открывшего их достает сил удерживать Проход. Нас было двое, и времени у нас было в два раза меньше, но начались неожиданности. Дрожащее зеленое марево, бежавшее перед нами призрачной речкой, раздвоилось. Одна Тропа, золотисто-зеленого цвета, шла вперед, другая, отливавшая оттенками старого вина, сворачивала налево. Мы ни о чем подобном не слышали, но нужно было решать, и быстро, и мы решили. Эрасти пошел зеленой дорожкой, а я ступила на красную, которая и привела меня на этот холм. Оставалось надеяться, что Проклятый все же нашел того, кто к нему воззвал, а мне предстояло искать его самого, ну да нам не привыкать! Где бы сейчас ни был Эрасти, я его найду. Чуть позже…
Мне не хотелось сразу же бросаться вниз головой в очередное безумие, уж больно я истосковалась по желтым листьям и птичьим прощальным крикам. Я мечтательно (нашла время!) смотрела вверх, когда блаженную тишину разорвал отдаленный топот. Приглядевшись, я увидела великолепного коня, белого и черногривого, мчавшегося в мою сторону. На его шее бессильно поник всадник, но благородное животное продолжало безумный бег в никуда. Не успела я удивиться, как из-за поворота вылетело еще десятка три конных, видимо, преследовавших первого. Уж не из-за этого ли я оказалась в это время и в этом месте? Но чего хотел Воззвавший? Спасти или же наоборот? Спасти, потому что без вмешательства «Тьмы» рыцарь на белом коне был обречен.
То, что Врата нам с Эрасти открыл другой, я не сомневалась. Всадник был или мертв, или без сознания, а воззвать по плечу лишь человеку, исполненному жизненных сил. Конечно, он мог это сделать до того, как был ранен, но в подобное верилось с трудом. Судя по всему, здесь была битва, а в битве люди, даже терпящие поражение, испытывают ярость, азарт, надежду, а никак не холодное, безнадежное отчаяние, да и сосредоточиться на призыве к Врагу в таком положении сложновато…
Черногривый все еще опережал преследователей, нещадно понукавших своих лошадей, и я решилась. Мне никогда не нравилось, когда на одного набрасывается тридцать. В свое время Рене пришлось сражаться против двух дюжин убийц, я об этом не забыла. Что ж, если я не правильно поняла Воззвавшего, жаль, но иначе я не могла.
Белый конь, услышав эльфийский зов, свернул с дороги и наметом помчался к лесу. Погоня устремилась за ним. Не знаю, возможно, среди них и были достойные люди, исполняющие данную сюзерену клятву. Если так, им не повезло, но мне почему-то казалось, что передо мной холуи, стремящиеся выслужиться перед господином, причем господин этот оставляет желать много лучшего. Когда я ударила, мне не было их жаль.
Я все еще была скрыта заклятием Призыва, а потому могла действовать, не опасаясь чужих глаз, и я спустила с цепи Дикий Ветер. Это было первым смертным заклятием, которым я овладела по наитию, когда на моих глазах подло убили друга. И, скажу без ложной скромности, я отточила свою находку до совершенства. Бешеный вихрь, поднявшись из ниоткуда, налетел на преследователей, валя наземь и всадников, и коней. Последних я пощадила – лошади не виноваты, в отличие от людей они не выбирают, кого везти на своей спине. Раньше мне пришлось бы уничтожить и их, но сейчас я действовала тоньше. Несчастные животные, отряхиваясь, а некоторые и прихрамывая, потащились назад, а их наездники нашли малоприятный конец в болотистой речонке. Валяющиеся на дороге переломанные тела не самое приятное зрелище, а исчезновение пугает сильнее, чем смерть, даже самая отвратительная.
Покончив с погоней, я обернулась. Белая лошадь смирно стояла на опушке. Всадник все еще висел у нее на шее, не подавая признаков жизни. Интересно, что я сейчас содеяла: спасла или отомстила? В любом случае дальше придется обходиться без высшей магии. Заклятие Тропы исчерпало себя в тот момент, когда я совершила первое магическое деяние, и теперь это будет моя волшба, волшба Эстель Оскоры, которую почует любой синяк, если они водятся в этих богоспасаемых землях; нам же с Эрасти нельзя до поры до времени обнаруживать свое присутствие. Конечно, я могу использовать эльфийскую магию, но с ее помощью армию не остановишь… Впрочем, сейчас это вряд ли понадобится. Если рыцарь мертв, я похороню его, расседлаю и отпущу коня и отправлюсь на поиски Эрасти.
Кто бы ни был этот одинокий всадник, он честно сражался и уж могилу-то себе заслужил, хотя с тех, кто за ним гнался, вполне бы сталось поглумиться над мертвым. Но вышло иначе. Они мертвы, а вот мой рыцарь оказался жив, хотя ему изрядно досталось. Я это поняла, едва лишь с помощью нехитрого заклинания уложила раненого на траву и сняла залитые кровью и покрытые вмятинами доспехи и шлем. Передо мной лежал калека. Горбун! И ему как-то удалось взнуздать собственное увечье и стать воином, и, судя по всему, не последнего разбора. Что ж, помочь тому, кто бросил вызов судьбе, – дело достойное…
Я склонилась над лежащим. Он был довольно молод. Бледный, что и немудрено; темноволосый, с хорошим лицом. Бедняга потерял много крови, был оглушен, у него была сломана нога и несколько ребер, но с этим, даже с ранами в боку и предплечье, я вполне могла справиться. Будь со мной Эрасти, он сделал бы больше, избавив неизвестного рыцаря от горба, но какие наши годы! Эрасти мы еще отыщем, а пока ограничимся посильным, неотложным и тайным. Кровь я уняла быстро, а вот остальное… Воистину, легче прикончить тысячу, чем исцелить одного. У меня не было зеркала, но, закончив одно из заклятий Астени, я вряд ли выглядела лучше, чем рыцарь, которого лечила. И, между прочим, довольно успешно!
Раненый зашевелился, и я положила руку ему на лоб. Пока я не решу, что мне с ним делать, пусть спит и… И видит во сне что-то хорошее.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
AUT VIAM INVENIAM AUT FACIAM
[14]Хорошо – что никого,
Хорошо – что ничего,
Так черно и так мертво,
Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.
Г. Иванов
2895 год от В.И. 10-й день месяца Собаки АРЦИЯ. МУНТ
Девятилетний Шарль-Роман-Аларик, виконт Тагрэ, любил всех своих кузенов, но больше всех Филиппа, но тот, будучи старше на шесть лет, давно прекратил брать уроки у зануды Карпуса. Старший сын Филиппа Четвертого и Элеоноры Гризье нисколько не печалился, что оказался бастардом. Отец сделал его графом Рунским, и Филипп страшно гордился своим титулом. Еще бы, ведь его носил легендарный Эдмон Тагэре, а кузен если не фехтовал и не упражнялся в верховой езде, то читал о прошлых подвигах и победах. Счастливчик, он уже вырвался из лап наставников и вот-вот станет оруженосцем отца. Ларрэну такое вряд ли светит, он и на лошади толком сидеть не умеет! Его братец Леон Ро поживее, но в голове у него – сплошные каверзы.
Шарло не имел ничего против сыновей Жоффруа Ларрэна, которых отец восстановил во всех правах, но уж больно толстяк Этьен не походит на будущего короля, хотя его и объявили наследником. Что поделать, если Эдмон умер, а Филипп с Алеком и они с Кати – бастарды. Все знают, что на троне Арции им не место, ну и пусть… Скорей бы вернулись отец и сигнор Рито, без них во дворце пусто, да и наставник начинает полагать о себе больше, чем нужно, и затягивать занятия.
