Выбраться из ада, вернуться в Мунт за сестрой с детьми и Артуром – и найти два трупа и плачущую Онорину, это ли не насмешка! Из слов бывшей камеристки Жаклин стало ясно, что на следующую ночь после Гразы Шарло с Кати сбежали. Лейтенант Паже, на помощь которого рассчитывал Кэрна, получив подложный приказ, уехал и не вернулся, после чего Аганну ничего не стоило с помощью еще одной фальшивки разоружить гвардию и городскую стражу. Мунт упал в лапы Вилльо, как созревшая груша. Рафаэлю повезло, что его никто не узнал, и он сразу же проехал к Бэрротам, а потом заглянул в харчевню.
Мириец сам не знал, почему ему так хочется увидеть Тартю со всей его сворой. То, что заговор много шире, чем ему казалось в Гразе, Рафаэль понял, едва лишь обрел способность соображать, изменившую ему при виде траурного флага у особняка Бэрротов. Более того, никогда еще голова байланте не была такой ясной. Новая боль задушила старую, уступив место холодным, четким мыслям. Добряк Клод мог не беспокоиться, маркиз Гаэтано не бросится с мечом на армию Лумэнов, его ненависть слишком сильна для подобных глупостей. Кэрна в неприметном темном плаще спокойным шагом добрался до перекрестка улицы Святого Мишеля и Цветочной и, чтобы лучше видеть, оседлал каменную ограду, оказавшись рядом со стайкой уличных мальчишек, не обративших на него не малейшего внимания.
Чутье времени маркиза не подводило никогда, не подвело и на этот раз. Не прошло и трех десятинок, как звук фанфар возвестил о приближении победителей. Рафаэль стиснул зубы, но сдержался. В самом деле, он спокоен, спокоен, как перед байлой.
Пьер Тартю, а вернее, его мунтские приспешники и ифранские толстосумы постарались на славу. Подобного королевского выезда Мунт не видел со времен Пьера Четвертого – впрочем, тот то, же был узурпатором. Перед глазами Рито, извиваясь, ползло многоцветное, длинное, блестящее чудище. Герольды, трубачи, сигноносцы, пажи, менестрели, девицы с корзинками астр и поздних роз и гвоздик, засыпающие путь победителей цветами. Циалианские рыцари с ожерельями из кахалонга поверх туник, ифранцы в серо-красном, рыцари Лумэнов в алом и золотом, какие-то придурки с невозможной консигной, где на алом поле странное золотое животное, одновременно похожее на льва, коня и крылатого змея, попирало поверженного волка, изрыгая огонь, распадающийся на три золотых нарцисса… Рито не сразу сообразил, что такова консигна свежеиспеченного короля, а с ним, надо полагать, новая гвардия, которой командует подонок Жорес.
Сам Тартю – верхом на белой лошади, в алом одеянии и алом же, подбитом золотом плаще – походил на помершего своей смертью, но зачем-то освежеванного кролика. Рафаэль не помнил, видел ли он раньше виконта Эмразского, но вид нового короля его потряс. И это – победитель Александра Тагэре?! Человека, который в двадцать с небольшим победил Короля Королей, с дюжиной воинов взял казавшуюся неприступной крепость, швырнул на колени Джакомо и фронтерцев и добился дружбы гварского Лося? Будь Пьер хотя бы таким, как ехавший со своими молодчиками Жорес Аганнский, Кэрна еще мог бы поверить в случившееся, но эта дохлятина?! Выражение, с которым Тартю взирал на толпу, по его мнению, может, и было королевским, но сидевшие рядом с Рито сорванцы решили, что король опился уксуса. Зато Вилльо светились, как новенькие монетки.
Элеонора-младшая сияла юностью и красотой, а старшая – драгоценностями. Рядом с очаровательной невестой жених выглядел еще непригляднее, а Нора с глуповатой улыбкой глазела то по сторонам, то на своего убогого кавалера. Рито никогда бы не поверил, что ему может не понравиться красивая блондинка, но Нора ему была не нужна и через порог, так же как и обе ее сестры. А вот с ее матерью и «пуделями» он еще поговорит.
Рафаэль смотрел и запоминал все. Фернан Реви повернулся к брату и улыбнулся во всю пасть, а тот поправил шитую золотом перевязь и засмеялся, сверкнув белоснежными зубами. Жорес взмахнул рукой, и новые гвардейцы завопили здравицу в честь нового короля, а Аганн уверенным жестом удержал коня, дожидаясь, пока девы в белом кончат разбрасывать цветы. Нужно было его убить прямо на турнире или в Оргонде. И его, и его братца…
Кэрну передернуло от отвращения, когда младший из Гризье послал воздушный поцелуй стайке разряженных дур с корзинками и те засуетились, наклоняясь друг к другу и глупо хихикая.
– О, – конопатый пацаненок явно повторил чьи-то слова, – кому и кобель за льва сгодится.
– Кому-кому, – хмыкнул паренек постарше, – сучкам, вестимо.
– А если сучку с котом случить, что будет: щенки али котята?
– Сукины коты будут, – со знанием дела объявил конопатый. Его приятели засмеялись. Им было весело. Рито не сомневался, что завтра на улицах будут распевать о «пуделихе» и сукином коте. У Луи когда-то были ученые собачки, потешавшие полстолицы… Как же все «волчата» тогда были счастливы, не понимая этого. Как они были счастливы, проходя вот по этой самой улице полтора месяца назад. Правда, тогда народу было больше, и приветствовали их от души, а не за ифранские деньги. Сандера любили, но Тартю Мунт проглотил, это Рито видел ясно… Да, они будут сочинять фривольные песенки, будут за ужином со вздохом вспоминать пропавшего короля и ругать нового и, разумеется, «пуделей», капустниц и ифранцев. Кто-то что-то напишет на стенке, кто-то спьяну в кабаке даст в морду какому-нибудь стражнику или новому гвардейцу, если те, разумеется, будут ходить по простым кабакам. И все. Арция была слишком сыта и довольна жизнью, чтобы взбунтоваться.
Кэрна сам не знал, был бы он рад, увидев горящий город, баррикады на улицах, горожан под копытами ифранских коней, головы Вилльо на Новом Мосту и головы бунтовщиков на площади святого Мишеля. Сила и внезапность были на стороне Тартю и его сообщников, Мунт было не удержать, но вот так, по-коровьи принять навязанного исконными врагами ублюдка?! Посетовать, почесать в затылке и с кукишем в кармане глазеть, как его осыпают цветами, прикидывая, сколько завтра будет стоить пиво?
В этот миг маркиз Гаэтано ненавидел арцийцев чуть ли не больше, чем Вилльо и Тартю с капустницами. Даже дядюшку Клода, не взявшего с него денег. Милейший трактирщик откупался от своей совести, потому что в глубине души готов жить при ком угодно, лишь бы сытно было и тихо. Рито с детства ненавидел как клириков, собиравших деньги на спасение души, так и тех, кто эти деньги платил, покупая прощение и место в Свете. Как просто: заплатил – и ты праведник. Не взял денег за постой, не донес – и спишь спокойно, да еще гордишься своей смелостью и бескорыстием.
Короли Тагэре отучили арцийцев от страха. Каким бы ни был Филипп, при нем не хватали кого ни попадя и не тащили в Духов Замок, про Александра и говорить не приходится. В Мунте забыли время первых Лумэнов, когда сосед доносил на соседа и, желая друг другу доброй ночи, никто не был уверен, что встретит утро в своем доме, а не в лапах у синяков по обвинению в заговоре или оскорблении величества. Рито почти хотел, чтобы Тартю тряхнул как следует самодовольных, уверенных в себе горожан, чтобы они, Проклятый их побери, поняли, кого потеряли!
…"Король" с приспешниками давно скрылся за поворотом, прополз и хвост процессии. О торжестве победителей напоминали лишь изломанные астры и гвоздики да кучи свежего конского навоза. Толпа разбрелась очень быстро, дольше всех на улице толкались синяки и переодетые стражники, и как же их было много! Пьер Тартю и посадившие его на трон были не из тех, кто рискует своей шкурой, надеясь на любовь подданных. Кэрна еще раз взглянул вслед победителям и соскочил со стены. Мимо, громко разговаривая, прошло несколько новых гвардейцев, до молодого человека в плаще с капюшоном им дела не было, что их и спасло.
